А за окнами приемного покоя истерично мельтешили сполохи полицейских мигалок, подсвечивая кровавый Армагеддон синим… Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то матерился в беспомощном отчаянии, кто-то просто молча умирал….
…Мирон вышел из операционной только под утро. Не вышел, а выполз вслед за смертельно уставшим заливающимся потом Сидоренко. Им удалось спасти всех, кого оперировали, не потеряли ни одного. Даже ту тетеньку, которую реанимировали в приемном покое. Помощь из области подоспела часам к трем ночи, и сразу стало полегче. А на рассвете все самое страшное закончилось.
Оно ведь и было страшным. Страшным и странным. Первым странности заметил Сидоренко. Сколько раз за эту сумасшедшую ночь они заказывали эр-массу и плазму для переливания? Много. Чертовски много! А все потому, что в большинстве случаев кровопотеря не соответствовала тяжести полученной травмы. По крайней мере, у тех молчаливых и безропотных не соответствовала. Таких Мирон насчитал пять человек. У таких непременно были на теле рваные раны. У кого-то, как у парнишки с почти оторванной рукой, на шее. У кого-то, как у девочки в окровавленной футболочке, в районе ключицы. У кого-то в локтевом сгибе и в паху. Места залегания крупных сосудов. Порванная, измочаленная плоть, признаки критической кровопотери. Раны, куда более характерные для нападения хищного животного, чем для автокатастрофы.
Глава 14
Они сидели на лавке под липой: Мирон, Сидоренко и Милочка. Маленький перекур перед следующим рывком, пусть уже не экстренным, а плановым, но все равно ответственным и важным. Милочка и Сидоренко курили, Мирон пил кофе из автомата.
– Мда, веселенькая ночка, – сказала Милочка, глубоко затягиваясь. – Давненько я такого не видала.
– Я такого вообще ни разу не видал, – проворчал Сидоренко. – Мила, сколько их всего было, ты не в курсе?
– Я в курсе. – Милочка кивнула. – Успела перекурить с Петровичем, когда они закончили их возить.
– Сколько? – спросил Мирон, с сожалением разглядывая дно опустевшего бумажного стаканчика. Надо было брать сразу два, но сил на то, чтобы сделать еще одну порцию кофе, не осталось.
– Всего в автобусе было двадцать пять человек, включая водителя и экскурсовода. К нам привезли четырнадцать самых тяжелых. На месте осталось четыре трупа. Шестеро отделались легким испугом.
– А еще один? – спросил Мирон.
– Не поняла? – Милочка посмотрела на него удивленно.
– Вы сказали, всего было двадцать пять человек. Четырнадцать тяжелых, плюс четверо погибших, плюс шестеро испуганных – получается двадцать четыре. Или Петрович ошибся в подсчетах?
– Петрович не ошибся. Экскурсовод, одна из испуганных, показала ему список экскурсантов. А людей они там вместе с эмчээсниками пересчитывали по головам. Сначала они там, потом наши тут.
– Значит, одного не нашли, – заключил Мирон, а потом спросил: – А как они вообще оказались в тех оврагах? Вы, Людмила Васильевна, случайно не знаете?
– Случайно знаю, – усмехнулась Милочка. – Заблудились, представляете? Водила вместо объездной свернул на старую дорогу. Может хотел срезать, или навигатор не туда повел. А потом начался туман. Петрович сказал, что такого тумана отродясь не видел. И парочка из напуганных подтвердила. Ну а в тумане слететь с дороги – раз плюнуть. Да еще на наших веселых горках.
– У водилы с сердцем, кстати, все в порядке, – вспомнил Мирон. – Может, инсульт? – Он посмотрел на Милочку.
– Ни инфаркта, ни инсульта. – Та покачала головой. – Перелом шейных позвонков с компрессией спинного мозга. Это если коротенько. Его, кстати, уже забрали в область. Я лично звонила Вышегородцеву. Никак ему от нас не уехать. – Милочка усмехнулась.
– А с напуганными что? – спросил Мирон.
– А что с напуганными? – Милочка посмотрела на него сквозь завесу из сигаретного дыма.
– Петрович сказал, что они были словно под кайфом, несли какой-то бред.
– Бред, говоришь? – подался к ним Сидоренко. – А вот про бред мне тоже интересно, господа хорошие! Мирон, ты видел их раны?
Мирон молча кивнул.
– Ну допустим, у того с гемопневмотораксом легкое могло быть пробито веткой, когда он вылетел из автобуса. Тут вопросов нет. Водила мог просто уснуть за рулем. Или голова закружилась. Парнишка с рукой… – Сидоренко задумался, – ну, тут всякое могло случиться. Но остальные. Согласись, Мирон, странные у них раны, нетипичные. Какие у нас тут водятся хищники, Людмила Васильевна? – Он посмотрел на Милочку.
– В том количестве, чтобы перекусать целый автобус? – Милочка покачала головой. – Во время войны в здешних местах было много волков. Это я точно знаю, мне бабушка рассказывала. А в Гремучей лощине водился какой-то зверь покрупнее, но это уже из области легенд. Вроде бы, нападал и на местных, и на фрицев, которые квартировали в усадьбе Гремучий ручей. Слыхала я и версию про оборотня…
– Прямо целого оборотня? – удивился Сидоренко. – Какой-то нетипичный фольклор, не находите? Да еще во время войны. Может партизаны какие диверсии устраивали? Это ж партизанский край.