Цербер-Хранитель

Звук Мила услышала уже на подступах к холлу. То ли шорох, то ли короткий смешок. Нет, она не испугалась. Она уже почти смирилась с этим странным местом и была готова принять его со всеми сюитами и со всеми посторонними звуками, которые запросто могли оказаться не посторонними, а просто доселе неведомыми. Стало даже интересно, откуда это все. Может быть, Харон решил еще раз испытать ее на прочность, и звук доносится из какого-нибудь спрятанного в стенах динамика? Наивный! Ее такой ерундой не напугать!

По ногам потянуло сквозняком. Не холодом – откуда же холод в разгар лета?! – а этаким легких дуновением. Еще одна техническая фишка этого места? Какая-нибудь климатическая установка, как в музее? Мила улыбнулась, и сделала шаг в полумрак холла. А из полумрака ей навстречу выплыла маска Коломбины. Она парила в темноте, раскачивалась из стороны в сторону и… хихикала. Несколько мгновений понадобилось Миле, чтобы понять, что маска не парит и не раскачивается сама по себе. Ее надел какой-то идиот. Возможно, запоздалый посетитель. А сквозняк из-за открытой двери, в которую, собственно, идиот и вошел.

– Ничего смешного! – сказала Мила раздраженно. – Вас не учили, что нельзя брать чужие вещи?

А маску теперь она хрен наденет, после того, как ее потаскал какой-то урод! Придется делать другую. Ничего! Сделает новую, краше прежней, назло гениальному Харону.

Урод снова хихикнул, сделал неуверенный шаг навстречу Миле. Он явно был не в себе. Или под мухой. Или под кайфом. Потому что нормальный человек понимает обращенные к нему слова с первого раза.

Этот не понимал. Этот приближался, пританцовывая и слегка подволакивая ногу. Определенно, это был мужчина. Довольно высокий, довольно крепкий, не слишком умный.

– Вы сотрудник Харона? – Мила пока не планировала ни отступление, ни нападение, просто рассматривала наглеца, посмевшего испортить ее маску. – У вас тут принято брать чужое без спроса?

Ответом ей стал еще один идиотский смешок и еще один пьяный шаг в ее сторону. А света в холле явно было маловато. Если бы она знала, как погасить эти дурацкие факелы и врубить нормальное освещение, она бы уже давно это сделала, а так приходилось щуриться, всматриваясь в наглого незнакомца. И злиться. Мила уже была зла не на шутку.

– Я сказала, сними маску, – сказала она тем тоном, которого боялся даже главврач. – И хватит паясничать! Ну, слышишь ты меня?

Он услышал. Замер, перестал раскачиваться из стороны в сторону, потянулся рукой к маске. Рука была странная, неправильная какая-то рука. Миле понадобилось время, чтобы понять, что с ней не так. Ногти. Не ногти даже, а когти. По-птичьи длинные и черные.

– Нормальный у тебя маникюр, дружочек, – сказала она, отступая на шаг.

«Дружочек» издал какой-то странный звук, нечто среднее между воем и стоном. Рука с черными когтями содрала маску с лица, как вторую кожу. Под маской оказалась еще одна маска – белая, черноглазая, синегубая, куда более мертвая и более страшная, чем любая из посмертных масок Харона. Все-таки, это был розыгрыш. Глупый и бессмысленный розыгрыш, проверка ее на прочность. Какая мерзость…

– Да, не ожидала я такого от господина Харона, – сказала она с досадой. – Снимай уже и эту маску, дружочек. Розыгрыш не удался.

А ведь «дружочка» она откуда-то знает. Где-то уже видела. Может быть, минувшей ночью в больнице? Этакий засланный казачок с коготками и в дурацкой маске.

– Харон! – Крикнула Мила. – Где вы там прячетесь? Выходите! Уверяю вас, это совсем не смешно! А ты пошел вон, придурок!

Он не пошел. Он улыбнулся. Прямо этой своей уродливой посмертной маской, обнажая белые десны и частокол из острых зубов, вываливая изо рта черный, распухший язык. И только тогда Мила наконец поняла, что это не маска, а лицо. И вспомнила, где и когда видела этого мужчину. Совсем недавно видела – на ворохе прошлогодних листьев, наполовину обескровленного и безнадежно мертвого… На нее смотрел невидящими глазами, улыбался и хихикал мертвец…

Мила замерла. Здравый смысл убеждал ее в невозможности происходящего, искал логическое объяснение, анализировал, а инстинкт самосохранения криком кричал, что она в беде, в очень большой беде. Мила прислушалась к инстинкту, сделала осторожный шажок назад, проклиная свое решение надеть на это чертово свидание узкое платье и туфли на шпильке. Мертвец сделал шаг за ней, пока еще такой же осторожный и неуверенный, но в его мутных глазах зажегся тусклый огонек. Огонька этого было достаточно, чтобы понять, кто здесь хищник, а кто жертва. И плевать на доводы разума и логику! Эта неживая тварь собиралась не просто напасть, она собиралась поужинать…

– Тихо, тихо… – сказала Мила ласково, как будто кадавра можно остановить лаской. Кадавра можно остановить только серебряной пулей или осиновым колом. Вот такие у нее были познания, все родом из ужастиков и книг. Познания были, а серебряной пули и осинового кола не имелось. – Давай договариваться, дружочек.