Цербер. Найди убийцу, пусть душа твоя успокоится

– Солдатики нужны, да побольше, – говорил Лавр Петрович.

– Возьмёте моих, – предлагал Донников.

– Это что же, нас всего шестеро будет? А егеря?

Бошняк поднял выгнутую крышку. Секретер был забит бумагами с печатью. Перебирая их, Бошняк нашёл карту североамериканских штатов, посреди которой была прожжена дыра.

– Капелев! Как рассветёт, отправишься в Новоржев к городничему, пусть роту под начало Лавра Петровича определит.

– Так, может, местные-то мужички сами убивцев того… повяжут? – отозвался Капелев.

– Кто же их на самоуправство назначил? – спросил Донников.

– В предводителях у них Терьяков Лука. В ополчении против французов воевал, – не переставая жевать, ответил Капелев. – Как я прибыл, они уже собрались. Я им… А они ни в какую. Тогда я… А они говорят: не-е-е… Ну чтоб без смертоубийства тогда… А они: вот те крест…

– И где ж они теперь? – спросил Донников.

– Бегунцы, должно, на запад к латышам подались, – пожал плечами Капелев. – Лука сказал, что все враги туда бегут.

Лёгкий треск половиц. За Бошняком шли Фетисова и Макарка.

– Среди латышей их любой углядит, – говорил Лавр Петрович. – Не пойдут они к латышам.

– Куда ж тогда? – спросил Капелев.

– Псков близко. Город большой. И в нём, куда ни плюнь, родные рожи, – Лавр Петрович налил себе настойки на костях. – Идём на Псков.

– Смотри, Капелев, – усмехнулся Донников. – Твой Лука мужичков до Парижа доведёт.

Бошняк вошёл в кабинет. На резном, в полкомнаты, письменном столе лежал труп Фетисова. Он был в новых портах и чистой рубахе. Грязные скошенные ступни смотрели пятками на дверь, обугленная голова – в окно. У изголовья горела толстая сальная свеча, из больших рук торчал образ в медном окладе. Казалось, Фетисов с головы стал превращаться в уродливое чёрное дерево, но превращение вдруг оборвалось. И оставшаяся часть его – живот, руки, короткие ноги – ещё верили во что-то, во что важно было верить человеку.

В дверях, прижимая к себе Макарку, встала Фетисова. В глазах её читалось беспокойство. Сын с любопытством смотрел на чёрную голову отца.

– Что по мужу не плачешь? – спросил Бошняк.

– Дай срок – разойдусь, – ответила Фетисова.

– Сюда барыня на днях приезжала. Чего хотела? – Бошняк оглядывал труп.

– Про Дмитрия Кузьмича спрашивала, – не сразу ответила хозяйка. – Кто таков? Где бывал?

– Ну а ты что ж? – Бошняк взял икону из рук покойника, повертел в руках. – Рассказала?

– Рассказала.

– И всё?

– Всё.

Левая нога Фетисова была чуть согнута. Бошняк надавил на колено. Нога легла прямо.

– След у тебя на пальце от кольца, – сказал Бошняк. – Где ж оно?

Теперь Фетисова крепко держала Макарку за вихры. Закусив губу, сын терпел.

Бошняк подошёл к ступням Фетисова, крепко взялся за штанины.

– Сына отошли, – сказал.

Фетисова послушно толкнула Макарку из дверей:

– Иди…

– Ма…

– Иди, кому сказано!

Бошняк потянул Фетисова за порты.

Уронив икону, тот медленно пополз ногами со стола.

Колени Фетисова оказались над пустотой, ноги медленно согнулись. Из левой штанины выпало кольцо с агатом. Это кольцо Бошняк подарил Каролине ещё в Одессе. Тогда она очень обрадовалась ему и сказала, что всегда будет носить с собой.

Фетисова усмехнулась.

– Что? – заметив её ухмылку, спросил Бошняк.

– Да вот подумала, – сказала Фетисова, – что даже мёртвый муженёк мой никуда не годный.

– За что тебе барыня кольцо дала? – спросил Бошняк.

– Чтоб никому про неё не говорила.

– Небось ты сама настояла и цену назначила?

– Нет, – ответила Фетисова. – Барыня так решила.

– Что ж прятала? – спросил Бошняк.

Фетисова отвечать не стала, только всё усмехалась застывшими губами.

Бошняк положил кольцо Фетисовой на ладонь, сложил её пальцы:

– Владей.

Не успел кучер остановить лошадей, как Дарья Петровна уже выпорхнула из коляски и поспешила к крыльцу усадьбы Осиповых. Розовые ленты развевались на её модной парижской шляпке.

Проскользнув мимо лакея, Дарья Петровна пронеслась по узким коридорам. Солнце из редких окон роняло искорки света.

В гостиной царило необычное оживление. Дети Прасковьи Александровны Осиповой, а у неё их было много, доставали из коробок карнавальные костюмы. Увидев Дарью Петровну, хозяйка вышла навстречу, обняла.

– А вот и милая наша Дашенька! – громко сказала она.

Дарья Петровна осмотрелась, и улыбка погасла на её лице. Пушкина в комнате не было. А она хотела непременно поговорить с ним, повторить то письмо, которое ему написала. В черновике Даная Львовна обнаружила множество ошибок, и исправить это можно было лишь разговором, который покажет ему, что она умна, рассудительна, что ни в грош не ставит правописание и прочие подобные глупости, когда речь идёт о любви.

Анна, старшая дочь хозяйки, которой уже исполнилось двадцать семь, обладала прямым лукавым взглядом и острыми скулами. Она бросила Дарье Петровне костюм огромного пушистого зайца.

– Тебе пойдёт, – сказала, еле сдержав улыбку.

– Что же это? Как надевать? – спросила Дарья Петровна, растерянно разглядывая костюм.