Церковь небесная и земная

Закон требовал при этом не внешнего, формального исполнения заповедей, а всецелой нравственной настроенности сокрушенного сердца и угрожал проклятием всякому кто не исполнял постоянно всего, что написано в книге закона. Строг и грозен был этот детоводитель, но под строгостью Моисеева закона Бог скрывал любовь к людям, ибо нравственное состояние народа было именно таково, что для него полезнее был страх и угроза, чем кротость и открытая любовь.

К исполнению предписаний Закона побуждало то, что они – Заповеди Божий, воля Господа Саваофа (см.: Втор. 5, 1–5). За исполнение их давались многочисленные благословения и обетования, за нарушение изрекались страшные угрозы и проклятия.

Страх наказания за преступление закона сдерживал в народе языческие увлечения и страсти. Сознание человеческой греховности и немощи должно было пробудить в народе веру в необходимость искупления. Ибо закон не оживлял духовно, но силен был закон перед Богом и людьми верой в Грядущего: человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа (Гал. 2, 16). Почему?

Потому что закон говорил: того не делай, другого не касайся, а сил на это не давал.

И хотя все признавали обязательность его требований, но все же видели, что кругом перед ним виноваты, а высвободиться из виновности посредством закона не могут. Вот и получается, что Писание всех заключило под грехом (Гал. 3, 22). Все виноваты, а где же оправдание? Для того и дан был закон, чтобы показать за подзаконное время, что всевозможные способы самоисправления и самооправдания не освобождают от виновности, чтобы, когда придет Избавитель, все к Нему устремились. Вот почему закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою (Гал. 3, 24), то есть в том убеждении, что Христос и грехи наши все простит, и даст нам силу стяжать чистоту и святость.

А какая должна быть чистота? Если ты воззрел на мужа или жену с вожделением, то прелюбодействовал в сердце твоем (см.: Мф. 5, 28). Если ты разгневался на брата твоего напрасно, то дашь ответ в день Страшного Суда (ср.: Мф. 5, 22). Закон же не отнимал внутренних грешных порывов, сердце не обрезывал, поэтому и дать совершенного очищения не мог. «Жертвы не очищали души, но касались только тела. Подлинно, они не могли очистить ни прелюбодеяния, ни убийства, ни святотатства» (свт. Иоанн Златоуст). Поэтому Апостол говорит: Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей… (Евр. 10, 1). И Церковь Ветхозаветная (подзаконная) явилась как бы тенью по отношению к Церкви Христианской, в которой совершено искупление и установлены благодатные Таинства. Только после Воскресения Христова искуплены были все праведные, которых поглотила смерть. С проповедью Евангелия и отпущения грехов Господь сошел во ад и вывел оттуда всех, кто только предвидел Его в тени прообразов и пророчеств. Он открыл для верующих двери рая, заключенные грехом прародителей, и в сопровождении сонма искупленных вошел в самое небо, и потому Он есть ходатай нового завета, дабы вследствие смерти Его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете, призванные к вечному наследию получили обетованное (Евр. 9, 15). Но от этого события человечество отделяли еще тысячелетия.

Гражданский закон, самым тесным образом связанный с верою, также должен был содействовать сохранению и процветанию ее в грубом народе посредством его политическихучреждений. Образ правления, определяющийся этим законом, был теократический.

Итак, подзаконная вера носит на себе неизгладимую печать высочайшей мудрости. Единственная цель этой веры была утвердить в израильтянах веру в Бога Единого, Невидимого, Творца и Промыслителя вселенной, научить их достойно чтить Его и во всем исполнять Его волю; чтобы сохранить в них, и через них для всего мира, веру и обетования Божий о будущем Избавителе мира, воспитать их в народ истинно-благочестивый, как семя святое для освящения всего человечества. К этому непосредственно направлены были: закон веры, преподающей столь совершенное учение о Боге, человеке и Мессии, и закон нравственный, предписывающий человеку столь высокие правила любви к Богу и к ближнему как к самому себе, – к этому по преимуществу направлены были и закон обрядовый и закон гражданский, так что вся жизнь израильтянина, частная и общественная, была проникнута верою, и вся его деятельность должна была быть одним непрерывным служением Богу.