Приняв власть[640]
, Маврикий прежде всего делает приготовления к бракосочетанию, и потом с царскою формальностью берет в супружество Августу, названную также Константиной. Празднование брака было великолепно; столы для народа и ликованье наполняли весь город. На этом браке присутствовали благочестие и царское достоинство, как самая почетная свита новобрачных и самые драгоценные дары их. Благочестие представляло отца и мать, освящавших брак достопочтенною сединою и достоуважаемыми морщинами (каковых примеров в истории царств не встречается), также прекрасных и цветущих братьев, служивших этому торжеству украшением; а царское достоинство блистало златошвенною одеждою, обложенною пурпуром и индийскими камнями, также венцами, горевшими от золота и разнообразных самоцветных камней. При этом все придворные и воинские чины, великолепно одетые, в бесчисленном множестве, держали брачные свечи (чем и можно было отличить их) и пели приличные торжеству гимны. — Словом: между людьми великолепнее и знаменитее этого праздника ничего не бывало[641]. Дамофил, излагая историю Рима, заметил, как мудрое изречение Плутарха херонейского, что только для одного этого города мужество и счастье заключили между собою союз. А я сказал бы, что таким же образом в одном Маврикие сошлись благочестие и благоденствие, и что благочестие в нем, господствуя над благоденствием, никак не позволяло ему ошибаться. Он старался носить порфиру и венец не телесно только, но и душевно; ибо один из преждебывших царей царствовал над самим собою и, будучи самодержцем на самом деле, изгнал из своей души охлократию страстей, — один утвердил в помыслах аристократию, представляя собою живой образец добродетели и приучая подданных подражать себе. Это слово не лести; ибо к чему бы мне говорить таким образом, когда он не знает, что о нем пишут. А что это действительно справедливо, докажут как дарованные ему от Бога преимущества, так и все случившиеся с ним события, что мы с полным убеждением должны относить к Богу.ГЛАВА 2.
Маврикий, сверх всего прочего, заботился и о том, чтобы не вовсе проливалась кровь преступников против царского величества. Поэтому-то он не умертвил и предводителя кочующих Арабов Аламундара, предавшего, как прежде было сказано, и государство, и его самого[642]
, а только, присудив ему жить на острове с женой и некоторыми из детей, поселил его в Сицилии. Сына же его, Наармана, наполнившего государство бесчисленными бедствиями, опустошившего, при помощи преданных ему Варваров, ту и другую Финикию и Палестину, после того как схвачен был Аламундар, — этого Наармана, не смотря на то, что все присуждали его к смерти, оставил только под свободною стражею и не подверг никакому другому наказанию. Так поступал он и с другими весьма многими виновными, о чем порознь сказано будет в своем месте.ГЛАВА 3.
В качестве главного начальника восточных войск Маврикий послал сперва Иоанна[643]
, родом Фракиянина. Этот Иоанн иногда одерживал верх, а иногда терпел поражение, вообще же не сделал ничего достопримечательного[644]. А после него отправил он Филиппика[645], своего родственника (ибо этот последний женат был на другой из его сестер[646]). Филиппик, перешедши за границу и опустошив все, встречавшееся ему на пути, сделался обладателем великой добычи и умертвил многих благородных и знаменитых по происхождению жителей Низибы и других (городов) по ту сторону реки Тигра[647]. Сразился он и с Персами и, после упорной битвы, когда многие знаменитые Персы пали, многих захватил в плен живыми, потом, хотя и мог взять один отряд, убежавший на некоторый хорошо устроенный от природы холм, однакож оставил его невредимым, потому что Персы обещали немедленно отправить гонцов к своему царю, чтобы склонить его к миру[648]. Быв военачальником, совершил он и другие (похвальные) дела, именно — освободил войско от излишеств, ведущих к роскоши, и расположил его к умеренности и покорности. Впрочем это надобно предоставить тем, которые писали, или еще пишут о подобных предметах, сколько получили они или получают о том сведений, основанных частью на молве, частью на предположении, хотя рассказы их от неведения, конечно, шатки и хромы; эти рассказчики, либо увлекаясь пристрастием, либо ослепляясь ненавистью, нередко уклоняются от истины.ГЛАВА 4.