Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты

9 правило Халкидонского Собора определяло: «Аще же на Митрополита области Епископ, или клирик имеет неудовольствие: да обращается, или к Экзарху великия области, или к престолу царствующего Константинополя, и пред ним да судится»[308]. 17 правило того же Собора подтвердило эту норму: «Аще же кто будет обижен от своего Митрополита: да судится пред Экзархом великия области, или пред Константинопольским престолом, якоже речено выше»[309]. Именно поэтому патриархом Афанасием на Русь был отправлен посланник, что в целом соответствовало процедуре рассмотрения жалобы на архиерея, тем более жалобы на главу митрополии. 21 правило того же IV Вселенского Собора описывает следующий порядок действий со стороны патриарха: «От клириков, или мирян, доносящих на Епископов, или на клириков, не принимати доноса просто и без исследования: но предварительно изведывати общественное о них мнение»[310]. Применение этого правила объясняет, почему митрополит не был вызван для объяснений и суда в Константинополь и почему на Русь прибыл легат, в патриаршей грамоте которого ясно указывалось, что митрополит должен объясниться и очистить свое имя. Одновременно приведенная норма 21 правила дает возможность понять необычный состав участников Собора, собранного в Переяславле. Среди присутствовавших был отмечен только один архиерей – ростовский епископ Семион (чье присутствие в описанной ситуации виделось ненужным и избыточным). Большинство же участников собрания были представителями знати: князья, боярство, многочисленные игумены, монашествующие и священство[311]. Именно последние, а не архиереи могли быть выслушаны как представители «общества» и «потерпевшие», свидетельствуя либо против, либо в пользу своего первосвятителя.

Впрочем, источники, рассмотренные В. А. Кучкиным и Б. М. Клоссом в работе «Сказание о смерти митрополита Петра» и его «Житие», написанное митрополитом Киприаном[312], практически ничего не сообщают об официальных решениях Собора. Неизвестны ни имена опрошенных, ни данные ими свидетельские показания. Тенденциозными видятся и эмоциональные оценки проводившихся заседаний. Ничего не знает о Соборе летописание. Достаточно заметить, что упоминаемое в «Сказании» и в «Житии» молчание Петра во время выступления лиц, дававших тогда показания, было не выражением смирения, как это пробовали представить авторы известных текстов, а процессуальной нормой. Аналогично могут быть оценены слова Петра, обращенные к епископу Андрею, в которых иерарх нарочито отказывался от взаимных претензий. Если таковой упрек и был произнесен, то он, наверняка, вырван из контекста и не позволяет сделать однозначное заключение о результатах проведенного патриаршим легатом разбирательства. Очевидно, что составители «Сказания» и «Жития» лукавили и старательно скрыли многое, что нуждается в объяснении. Между тем, вопросов много.