Суд над Поликарпом привлекал к себе внимание многих историков. Так, Е. Л. Конявская, А. Ю. Виноградов и священник М. С. Желтов оправданно усматривали в описываемых событиях один из фрагментов масштабных споров о постах[405]
. М. Д. Приселков небезосновательно видел в произошедшем очередной акт затянувшегося конфликта между монастырем и митрополичьей кафедрой, а также сложную политическую игру в области церковной политики между обладателями киевского великокняжеского стола и Константинополем в условиях преодоления последствий «Климентовой смуты» и фактической автономии от Киева епископских кафедр Ростова, Суздаля и Владимира-на-Клязьме. В этой борьбе киевские первосвятители и Византия пробовали восстановить свой контроль над обителью и местными епископиями в то время, как запросы князей и епископата отличались значительно бо́льшей сложностью, отражая властные амбиции отдельных лиц и сложные запросы конкретных ситуаций[406]. Близкую точку зрения можно встретить и у других авторов[407]. Нельзя исключать, что эта история сложна и все перечисленные обстоятельства сыграли свою роль в возникшем противостоянии. Впрочем, острота конфликта могла быть обусловлена еще одним обстоятельством – характерами, да и самими личностями его участников: игумена Поликарпа, митрополита Константина, епископа (архиепископа) Антония и князя Святослава Черниговского.Уже с момента своего избрания на игуменство, произошедшего, вероятно, в 1164 г.[408]
, Поликарп стал влиятельнейшим лицом в городе и при великокняжеском дворе[409]. Нельзя исключать того, что страстное искреннее желание киевского князя Ростислава принять монашество зародилось у того не только на фоне смерти близкого друга, но и под влиянием Поликарпа. Правда, духовник князя поп Симеон отговорил Ростислава Мстиславича от такого шага[410]. Не менее примечательной видится личность черниговского епископа Антония, стяжавшего себе репутацию и славу «твердого» и «последовательного» сторонника греческих митрополитов на киевской кафедре. Приспосабливаясь к ним, он искренно и решительно менял свои мнения на противоположные, не усматривая в том ничего странного и уж тем более зазорного[411]. Стремясь понять образ епископа Антония, Е. Е. Голубинский видел в черниговском иерархе «интригана»[412], легко нарушавшего дававшиеся им присяги и обещания. Однажды Антоний даже покусился повлиять на порядок наследования черниговского княжеского стола[413]. Не менее одиозной фигурой оказался сам митрополит Константин II, служение которого, как одноименного ему предшественника Константина I, было отмечено скандалами, связанными с симонией, злоупотреблениями епископов на местах и жестокой расправой над ростовским епископом Феодором (Феодорцом)[414].