Цезарь

Желая с первого взгляда оценить, на что способен его будущий ученик, Молон дал ему тему и попросил его произнести без всякой подготовки речь на греческом языке.

Цицерон охотно согласился: это была возможность поупражняться в языке, который не был для него родным.

Так что он начал свое выступление, попросив перед этим Молона и остальных присутствующих отметить его возможные ошибки, чтобы затем, когда эти ошибки будут ему известны, он смог их исправить.

Когда он закончил, слушатели разразились рукоплесканиями.

Один лишь Аполлоний Молон, который за все то время, пока Цицерон говорил, не подал ни единого знака одобрения или порицания, остался в задумчивости.

Но затем, когда обеспокоенный Цицерон стал побуждать его высказать свое мнение, он произнес:

— Я хвалю тебя и восхищаюсь тобой, юноша; но я сокрушаюсь об участи Греции, видя, что ты унесешь с собой в Рим последнее, в чем мы имели превосходство: красноречие и знания!

Вернувшись в Рим, Цицерон стал брать уроки у комика Росция и трагика Эзопа, каждый из которых главенствовал в своем ремесле.

Именно эти два мастера довели до совершенства его речь, которую он отточил и которая стала его главной силой.

Избранный квестором, он был послан на Сицилию.

Это случилось во время голода, вызванного неурожаем, а с тех пор как вся Италия была превращена в пастбище — вскоре нам представится случай поговорить об этом превращении, — Сицилия стала житницей Рима; Цицерон заставлял сицилийцев отправлять выращенный ими хлеб в Италию и проявленной при этом настойчивостью стал вредить себе в глазах своих подопечных; но, увидев, насколько он деятелен, справедлив, человечен и, главное, бескорыстен — а это было большой редкостью во времена Верреса, — они изменили свое отношение к нему и окружили его не только уважением, но и любовью.

Так что он возвращался с Сицилии весьма довольный собой, поскольку ему удалось сделать там столько хорошего и в трех или четырех случаях выступить с блистательными защитительными речами, и пребывал в уверенности, что шум, произведенный им на Сицилии, разнесся по всему миру и что сенат будет ожидать его у ворот Рима, как вдруг, пересекая Кампанию, он встретил одного из своих друзей, который, узнав его, с улыбкой подошел к нему и протянул ему руку.

После первых приветствий Цицерон поинтересовался:

— Ну, так что говорят в Риме о моем красноречии и что там думают о моей деятельности в течение этих двух лет моего отсутствия?

— А где ты был? — спросил его друг. — Я и не знал, что тебя не было в Риме.

Этот ответ излечил бы Цицерона от его тщеславия, если бы тщеславие не было неизлечимой болезнью.

К тому же вскоре ему представится случай, который даст волю его тщеславию.

Для начала он выступил в суде против Верреса и заставил приговорить его к штрафу в семьсот пятьдесят тысяч драхм и к изгнанию.

Штраф был пустяком, но изгнание было делом серьезным.

А сверх того, это назидание другим, бесчестье и стыд.

Правда, для негодяев стыда не существует.

Этот успех ввел Цицерона в моду.

«Благодаря своим дарованиям, — говорит Плутарх, — он имел почти такую же многочисленную толпу почитателей, как Красс благодаря своим миллионам и Помпей благодаря своему могуществу».[18]

Между тем в Риме начали заниматься заговором Каталины.

Выяснив, что представляли собой Помпей, Красс и Цицерон, посмотрим, что представлял собой Катилина.

Что представлял собой Цезарь, мы уже знаем.

IX

Луций Сергий Катилина принадлежал к стариннейшей знати Рима.

В этом вопросе он притязал не уступать первенства никому, даже Цезарю, да и имел право на такое притязание, если и впрямь, как он утверждал, происходил от Сергеста, спутника Энея.

Но что было известно достоверно, так это то, что среди его предков числился некий Сергий Сил, который, получив в Пунических войнах двадцать три раны, в конечном счете приспособил к обрубку плеча железную руку и с ее помощью продолжал сражаться.

Это заставляет вспомнить Гёца фон Берлихингена, еще одного вельможу, вставшего, подобно Катилине, во главе мятежа нищих оборванцев.