Цезарь, или По воле судьбы

Сервилия медленно обошла вокруг него, восхищаясь и круглыми твердыми ягодицами, и узким тазом, и широкой спиной, и гордой посадкой его головы на атлетической шее. Что за мужчина! Как смеет она прикасаться к нему? Он принадлежит лишь Фидию и Праксителю, творцам бессмертных скульптур.

– Теперь твоя очередь, – сказал он, когда осмотр был закончен.

Тяжелые волосы каскадом хлынули на спину. Как всегда, идеально черные, с двумя ослепительно-белыми прядками на висках. Прочь ало-янтарное облачение. Пятидесятичетырехлетняя Сервилия стояла голая, вовсе не стесняясь своего тела. Спело-желтая кожа ее была тоже гладкой, полные груди ничуть не обвисли, разве что ягодицы отяжелели и талия пополнела, но все равно – возраст тут ни при чем. Значение имело только то, что мерилось не годами, а степенью удовольствия, доставляемого партнеру.

Она легла на кровать, положила руки на покрытый черными волосами лобок и раздвинула пальцами губы вульвы. Чтобы он мог увидеть ее лоснящиеся, сочные контуры, ее сияние. Разве Цезарь не говорил, что это самый красивый цветок, который он когда-либо видел? Вот чем он был очарован, вот что поработило его.

О, но прикосновения молодого, привлекательного мужчины тоже чего-нибудь стоят! Как и его приятная тяжесть и возможность отдаться ему. Без ложной скромности, но с умной, расчетливой сдержанностью. Она сосала его язык, его соски, его пенис, а в миг экстаза заорала во всю силу легких. «Слушай, мой сын! Надеюсь, ты слышишь. И жена твоя слышит. Я только что испытала немыслимое блаженство, которого вам не узнать никогда. С мужчиной, от которого мне ничего не надо, кроме этих конвульсий, сотрясающих все мое существо».

А потом они сидели, по-прежнему голые, пили вино и разговаривали с той легкой интимностью, которая порождается лишь физической близостью.

– Я слышала, что Курион внес предложение организовать комиссию по надзору за состоянием дорог и что человек, возглавляющий эту комиссию, должен иметь полномочия проконсула, – сказала Сервилия, пальцами правой ноги щекоча собеседнику пах.

– Да, это правда, но он никогда не добьется этого в обход старшего Гая Марцелла, – сказал Понтий Аквила.

– Странное предложение.

– Все так считают.

– Как ты думаешь, это идея Цезаря?

– Сомневаюсь.

– И все-таки он – единственный человек, который выиграет от нового закон Куриона, – задумчиво пробормотала Сервилия. – Если он потеряет свои провинции и полномочия в Мартовские календы, закон Куриона обеспечит ему другое проконсульство. Разве не так?

– Так.

– Значит, Курион – человек Цезаря.

– Я в этом сомневаюсь.

– Он вдруг уплатил все свои долги.

Понтий Аквила засмеялся, откинув голову. Нет, он просто великолепен.

– Он еще женился на Фульвии. И своевременно, если верить молве. Для новобрачной ее талия чересчур округлилась.

– Бедная старая Семпрония! Дочь, переходящая от одного демагога к другому.

– Пока нет свидетельств, что Курион – демагог.

– Будут, – загадочно прозвучало в ответ.

Около двух лет сенат был лишен своего исконного помещения для собраний. Курия Гостилия сгорела, и никто не выражал желания ее восстановить. Государственная казна едва справлялась с оплатой текущих счетов. По традиции за это дело должен был взяться какой-нибудь большой человек, но ни один такой человек инициативы не проявлял. Включая Помпея Великого, которого, казалось, совершенно не волновало бедственное положение почтенных отцов. «Вы всегда можете воспользоваться курией Помпея», – сказал он.

– Как это на него похоже! – взорвался Гай Марцелл-старший, ковыляя к Марсову полю и каменному театру Помпея в первый день марта. – Он заставляет сенат проводить все свои многолюдные заседания в здании, которое возвел, когда в этом не было нужды. В этом он весь!

– Еще одно специальное назначение в своем роде, – сказал Катон, мчавшийся вперед с такой скоростью, что Гай Марцелл-старший с трудом поспевал за ним.

– Куда мы так торопимся, Катон? В марте фасции у Павла, а он совсем не склонен спешить.

– Потому что он болван.

Комплекс, который Помпей построил пять лет назад на зеленом Марсовом поле неподалеку от цирка Фламиния, поражал своими размерами. Просторный каменный театр, который вмещал пять тысяч зрителей, высился над древними строениями, возведенными здесь без всякого плана. Храм Венеры Победительницы, венчающий кавею, свидетельствовал о предусмотрительности Помпея. Лицедейство, по мнению множества моралистов, дурно влияло на римлян и их нравы, и потому еще пять лет назад все театральные представления во время игр и празднеств проводились во временных деревянных сооружениях. Но храм Венеры превращал нечто сомнительное в целиком отвечающее mos maiorum.