Цезарь, или По воле судьбы

К театру примыкал большой перистиль, окруженный сотней колонн с каннелюрами и вычурными коринфскими капителями, наподобие тех, которые привез из Греции Сулла. За синими с густой позолотой колоннами красные стены были сплошь покрыты великолепными фресками. Но кровавые сюжеты несколько портили общее впечатление. Денег у Помпея явно было больше, чем вкуса, что он и продемонстрировал своей колоннадой и садом, изобиловавшим фонтанами, рыбами, чудищами и всякими излишествами.

Но Помпей на том не остановился. В дальнем конце перистиля он воздвиг курию и освятил ее, чтобы там мог собираться сенат. Курия была очень удобна и в плане напоминала сгоревшую. Та курия представляла собой прямоугольное помещение, обнесенное по трем сторонам ярусами, сбегавшими к возвышению, где восседали курульные магистраты. Верхний ярус занимали заднескамеечники, сенаторы, не имевшие права участвовать в прениях, ибо они еще не получили магистратур и не удостоились травяного или гражданского венка за храбрость. Два средних яруса вмещали сенаторов, уже успевших занять хоть и не очень высокие, но ответственные посты. Это были плебейские трибуны, квесторы, эдилы, сенаторы, отмеченные военными наградами. Два нижних яруса предназначались для бывших курульных эдилов, преторов, консулов, цензоров, имевших гораздо больше пространства, чтобы распушить перья, чем их коллеги, сидевшие выше.

Старая курия Гостилия внутри была мрачной. Ярусы из необработанного туфа, стены, покрытые орнаментом в виде красных завитков и линий. Курульное возвышение устилал тот же туф. Центральное пространство между двумя скамьями ярусов покрыто мрамором в черно-белую клетку, таким старым, что он стал тусклым и совершенно потерял вид. В отличие от этой античной простоты курия Помпея была целиком выполнена из цветного мрамора. Стены пурпурные, между позолоченными пилястрами выложен причудливый узор из плиток розового мрамора. Верхний ярус облицован коричневым мрамором, средние – желтым, нижние – кремовым, а курульное возвышение – нумидийским, мерцающим голубым. Проходы вымощены мозаикой в виде пурпурных и белых кругов. Все это залито светом, поступающим через высокие окна, забранные золочеными решетками.

Многие, входя в помещение, фыркали при виде этой помпезности, но на самом деле оскорбительной была вовсе не пышность. А статуя, стоявшая позади курульного возвышения. Сделанная в натуральную (чтобы не гневить богов) величину, она изображала Помпея в дни его первого консульства. Стройного, крепкого, тридцатишестилетнего, с копной золотистых волос и с ясными голубыми глазами на простом, круглом и явно не римском лице. Скульптор был выбран лучший, как и художник, искусно раскрасивший статую. Кожа, глаза, волосы имели естественный вид, настоящими казались и темно-бордовые сенаторские кальцеи с консульскими серповидными пряжками. Только тога и видимая часть туники были выполнены в новой манере из полированного белого мрамора с пурпурным вкраплением на месте latus clavus. Поскольку статую водрузили на постамент высотой в четыре фута, Помпей Великий довлел над всеми. Самодовольный! Невыносимо высокомерный!

Почти все четыреста сенаторов, присутствовавших в Риме, пришли в курию Помпея на это долгожданное заседание в Мартовские календы. Отчасти Гай Марцелл-старший был прав, считая, что Помпей хотел принудить сенат собраться в его курии, потому что сенаторы игнорировали ее существование, пока их любимое помещение не сгорело. Но Марцелл-старший не захотел пойти в своих рассуждениях немного дальше и признать тот факт, что в эти дни сенату просто негде было бы собраться в полном составе, кроме как здесь, вне священных границ Рима. А это означало, что заседания мог посещать и Помпей, не теряя своего империя наместника обеих Испаний. Этими провинциями управляли верные ему люди, а сам он, будучи также куратором по снабжению Рима зерном, имел возможность жить возле города и свободно передвигаться по всей Италии, что обычно запрещалось наместникам провинций.

Рассвет только-только начинал заниматься над Эсквилином, однако сенаторов в саду перистиля уже было полно. В ожидании появления созвавшего сенат магистрата Луция Эмилия Лепида Павла они собирались в небольшие группы, объединенные политическими взглядами, и оживленно переговаривались, несмотря на столь ранний час. Заседание обещало стать памятным, и все сгорали от нетерпения. Всегда приятно посмотреть на падения кумира, а в том, что сегодня Цезарь, народный кумир, будет повержен, почти никто не сомневался.

Лидеры boni стояли у дверей курии: Катон, Агенобарб, Метелл Сципион, Марк Марцелл (младший консул прошлого года), Аппий Клавдий, Лентул Спинтер, Гай Марцелл-старший (младший консул этого года), Гай Марцелл-младший (предполагаемый консул будущего года), Фавст Сулла, Брут и два плебейских трибуна.

– Великий, великий день! – хрипло пролаял Катон.

– Цезарю конец! – улыбнулся Луций Домиций Агенобарб.