Цилиндр

АНТОНИО(оскорбленный в глубине души дешевой социологической демагогией Риты, находит в себе силы, чтобы возмутиться). Слушайте, что вы ко мне пристали? Нечего сказать, веселое утро! И какого рожна меня занесло в это чертов переулок… Слушайте, как вас там зовут, у каждого из нас свои неприятности. Если я начну вам расписывать что творится у меня дома, то к концу моего рассказа вы успеете состариться. Какое я имею отношение к умирающим, которые разгуливают по улицам, к их «глазам» и «обвинениям»? Безработица есть во всем мире. Искренние соболезнования — и выпустите меня.

РИТА. Дверь там.

АНТОНИО. А десять тысяч лир?

РИТА(решительно хлопая себя по груди). Они здесь. (После чего вынимает деньги из лифчика и подсовывает их под спину покойника.) А теперь здесь, и если у тебя хватит смелости, можешь взять их сам.

АНТОНИО. Да свершится воля божья! (Затем, повернувшись к женщине, грубым тоном.) Счастливо оставаться. (Открывает дверь и быстро выходит.)

РИТА. Скатертью дорожка, идиот!

Выдвигает ящик комода, берет сигареты и спички, зажигает одну сигарету для себя, другую для Родольфо, своего покойного мужа, который тем временем сел посреди кровати и протирает глаза.

РУДОЛЬФО(курит с не меньшим наслаждением, чем Рита, которая делает несколько глубоких затяжек, довольная удачным финалом; затем берет жену за руку и привлекает к себе). Ягодка моя…

РИТА. Котик, подожди… (Устремляется к входной двери, несколько секунд прислушивается, после чего открывает дверь и выглядывает, снова затворяет, быстро поднимается по лестнице и приоткрывает двери балкончика ровно настолько, чтобы просунуть в них голову и оглядеть переулок.)

С правой стороны площадки наверху лестницы появляется, выйдя из соседней комнаты, мужчина лет шестидесяти с мрачным, неприветливым, болезненным лицом, но крепкий и неплохо сложенный. На нем голубая майка — полурукавка, на которой бросаются в глаза ярко — красные старенькие подтяжки, поддерживающие некогда черные брюки, заштопанные на. коленях и на заду. Роста мужчина среднего, но со стороны он кажется очень высоким благодаря цилиндру на затылке. Он держится с исключительным достоинством, почти величественно, что поразительным образом согласуется с этим головным убором, столь ко многому обязывающим. Агостино Мускаръелло — таково его имя — молча подходит к тазу и выливает его содержимое в ведро, берет ведро и кувшин и направляется к двери, откуда он на наших глазах появился.

РИТА(оглядев переулок, закрывает двери балкончика). Его и след простыл: убежал от греха подальше. (К Агостино.) Извините… (Берет банку из-под талька и протягивает ему.) У меня кончился тальк. Большая коробка стоит у вас в комнате.

Агостино приподнимает правую руку и подбородком показывает, что делать с банкой; Рита сует ее под мышку Агостино, и тот молча, отрешенный от всего на свете, кроме этой банки, ведра и кувшина, переступает порог верхней комнаты. Во входную дверь стучат.