Мне было двадцать четыре года, когда я осталась вдовой. В первые месяцы подойди ко мне любой мужчина, ту же бы вышла замуж. С ума сходила! Не знала, как спастись. Вокруг прежняя жизнь: кто дачу строит, кто машину покупает, у кого-то квартира новая - нужен ковер, красная плитка для кухни... Чужая нормальная жизнь доказывала, что у меня не такая. Мебель я только сейчас стала покупать. У меня не поднимались руки печь пироги. Разве в моем доме может быть праздник? В ту войну у всех было горе, у всей страны. Каждый кого-то потерял. Знал, за что потерял. Бабы хором голосили. В кулинарном училище, где я работаю, коллектив сто человек. Я одна, у кого муж сегодня погиб на войне, о которой другие только в газетах читали. Когда в первый раз услышала по телевизору, что Афганистан - наш позор, хотела разбить экран. В тот день я второй раз мужа похоронила..."
Жена.
"Привезли нас в Самарканд. Стоят две палатки, в одно - мы сбрасываем с себя все штатское, кто поумнее, успел по дороге куртку, свитер продать, купить вина напоследок, в другой - выдавали солдатское бэу (бывшее в употреблении) - гимнастерки сорок пятого года, "кирзачи", портянки. Покажи эти "кирзачи" привыкшему к жаре негру - в обморок упадет. В слаборазвитых африканских странах у солдат легкие штиблеты, куртки, штаны, кепи, а мы строем, с песней, по жаре в сорок градусов - ноги варятся. Первую неделю на заводе холодильником разгружали стеклотару. На торговой базе таскали ящики с лимонадом. Посылали к офицерам домой, у одного я дом кирпичом обкладывал. Недели две крышу на свинарнике крыл: три листа шифера забьешь, два сплавишь за бутылку. Доски загоняли по цене: один метр - один рубль. Перед присягой два раза сводили на полигон, в первый раз дали девять патронов, а другой мы бросали по гранате.
Построили на плацу и зачитали приказ: направляетесь в ДРА для исполнения интернационального долга. Кто не желает - два шага вперед. Три человека вышли. Командир части вернул их в строй коленкой под зад, мол, проверяли ваше боевое настроение. Сухпаек на двое суток, кожаный ремень - и в путь. Все ехали. все молчали. Показалось долго. Увидел в иллюминаторе горы: красивые! Раньше никогда гор не видел, мы - псковские, у нас поляны и лесок. Высадились в Шинданде. Помню число, месяц - девятнадцатого декабря тысяча девятьсот восьмидесятого года...
Глянули на меня:
- Метр восемьдесят... В разведроту... Там такие нужны...
Из Шинданда - в Герат. И там стройка. Строили полигон. Рыли землю, таскали камни под фундамент. Я крыл крышу шифером. плотничал. Некоторые даже не стреляли до первого боя. Есть хотелось все время. На кухне два пятидесятилитровых бачка: один для первого - капуста с водой, мяса не словишь, второй для второго - клейстер (сушеная картошка) или перловка без масла. На четверых ставили банку скумбрии с этикеткой: год изготовления тысяча девятьсот пятьдесят шестой, срок хранения один год и шесть месяцев. За полтора года я один раз перестал хотеть есть, когда меня ранили. А так все время ходишь и думаешь: где бы что достать, своровать, чтобы поесть? В сады к афганцам лазили, они стреляли. На мину можно напороться. Но так хотелось яблок, груш, каких-нибудь фруктов. Просили у родителей лимонную кислоту, они присылали в письмах. Растворяли ее в воде и пили. Кисленькая. Жгли себе желудки.
...Перед первым боем включили Гимн Советского Союза. Говорил замполит. Я запомнил, что мы на один час опередили американцев и дома нас ждут как героев.
Как я буду убивать, я себе не представлял. До армии занимался велоспортом, мускулы себе накачал такие, то меня боялись, не трогал никто. Я даже драки не видел, чтобы с ножом, кровью. Тут мы ехали на бэтээрах. До этого из Шинданда в Герат нас везли автобусом, еще один раз выезжал из гарнизона на ЗИЛе. На броне, с оружием, рукава закатаны по локти... Было новое чувство, незнакомое. Чувство власти, силы и собственной безопасности. Кишлаки сразу стали низкими, арыки мелкими, деревья редкими. Через полчаса так успокоился, что почувствовал себя туристом. Разглядывал чужую страну экзотика! Какие деревья, какие птицы, какие цветы. Колючку первый раз увидел. И про войну забыл.
Проехали через арык, через глиняный мостик, который, к моему удивлению, выдержал несколько тонн металла. Вдруг взрыв - в передний бэтээр ударили в упор из гранатомета. Вот уже несут на руках знакомых ребят... Без головы... Картонные мишени... Руки болтаются... Сознание не могло сразу включиться в эту новую и страшную жизнь... Приказ: развернуть минометы, "васильки" мы их звали - сто двадцать выстрелов в минуту. Все мины - в кишлак, оттуда стреляли, в каждый двор по нескольку мин. Своих после боя по кускам складывали, соскребали с брони. Смертных медальонов не было, расстелили брезент - братская могила... Найди, где чья нога, чей кусок черепа... Медальона не выдавали... Вдруг в чужие руки попадут... Имя, фамилия, адрес... Как в песне... "Наш адрес нее дом и не улица, наш адрес - Советский Союз..." А война необъявленная. Мы были на войне. которой не было...