Сижу у него до вечера. До ночи. Иногда как закричу, и сама не услышу, пока птицы не поднимутся. Шквал вороний. Кружат, хлопают надо мной, я и опомнюсь... Перестану кричать... Все четыре года каждый день прихожу. Или утром, или вечером. Одиннадцать дней не была, когда с микроинфарктом лежала, не разрешали вставать. А встала, тихонько до туалета дошла... Значит, и до сына добегу, а упаду, так на могилку... В больничном халате убежала...
Перед этим сон видела. Появляется Валера:
- Мамочка, не приходи завтра на кладбище. Не надо.
Прибежала: тихо, ну вот так тихо, словно его там нет. Вот чувствую сердцем - его там нет. Вороны сидят на памятнике, на ограде, и не улетают, не прячутся от меня, как обычно. Поднимаюсь со скамейки, а они мне наперед залетают, успокаивают. Не пускают уйти. Что такое? О чем они хотят предупредить? Вдруг птицы успокоились, поднялись на деревья. И меня тянуло к могилке, и так спокойно на душе, тревога прошла. Этот дух его вернулся. "Спасибо, мои птички, что подсказали, не дали уйти. Вот и дождалась сыночка..." Среди людей мне плох, одиноко. Хожу неприкаянная. Что-то со мной говорят, тормошат, мешают. А там мне хорошо. Мне хорошо только у сына. Меня или на работе, или там можно найти. Там, на могилке... там мой сын вроде как живет... Я высчитала, где лежит его голова... Сажусь рядышком и все ему рассказываю... Какое у меня было утро. какой день... Вспоминаем с ним... Смотрю на портрет... Глубоко смотрю, долг... Он или немножко улыбнется, или, чем-то недовольный, нахмурится. Вот так с ним и живем. Если я покупаю новое платье, то только чтобы к сыну прийти, чтобы он меня в нем увидел... Раньше он передо мной на колени становился, теперь я перед ним... Всегда: открою калиточку и стану на колени:
- Доброе утро, сынок... Добрый вечер, сынок...
Всегда с ним. Хотела мальчика из детдома взять... Чтобы на Валеру похожий. Да сердце больное. Как в темный туннель, загоняю себя на работу. Если у меня будет время сесть на кухне и посмотреть в окно, я сойду с ума. Спасти меня могут лишь мучения. Я ни разу за эти четыре года не была в кино. Продала цветной телевизор, и деньги эти пошли на памятник. Я радио ни разу не включила. Как сыночек погиб, у меня все изменилось: лицо, глаза, даже руки.
Я по такой любви вышла замуж. Выскочила! Он летчик, высокий, красивый. В кожаной куртке, унтах. Медведь. Это он будет моим мужем?! Девчонки ахнут. Зайду в магазин, ну почему наша промышленность не выпускает домашние тапочки на каблуках?! Я против него такая маленькая. Как я ждала, чтобы он заболел, чтобы закашлял, чтобы у него был насморк. Тогда на целый день останется дома, я буду ухаживать за ним. Безумно хотела сына. И сын, чтобы как он. Такие глаза, такие уши, такой нос. Как будто кто-то подслушал на небе - сын весь в него, капелька в капельку. Я не могла поверить, что эти двое замечательных мужчин мои. Не могла поверить! Любила дом. Любила стирать, гладить. Так любила все, что на паучка не наступлю, муху, божью коровку поймаю в доме, в окошко выпущу. Пусть все живет, любит друг друга - я такая счастливая! Звоню в дверь, включаю в коридоре свет, чтобы сын меня увидел радостной:
- Лерунька (звала его в детстве Лерунька), это я. Соску-у-чилась!! - из магазина или с работы бегу.
Я безумно любила сына, я и сейчас его люблю. Принесли фотографии с похорон... Не взяла... Еще не верила... Я - верный пес, я из тех собак, что умирают на могиле. И в дружбе всегда была верная. Молоко из груди течет, а мы с подругой договорились встретиться, я должна ей отдать книгу. Полтора часа стою на морозе, жду, ее нет. Человек не может просто так не прийти, раз обещал, что-то случилось. Бегу к ней домой, а она спит. Она не могла понять, почему я плачу. Я ее тоже любила, я ей платье подарила самое любимое голубое. Такая я. В жизнь медленно входила, робко. Некоторые смелее. Не верила, что меня можно любить. Говорили: красивая, - не верила. Я шла в жизни с отставанием. Но если я что-то запоминала, заучивала, то это на всю жизнь. И все с радостью. Полетел в космос Юрий Гагарин, мы с Лерунькой выскочили на улицу... Мне хотелось всех любить в эту минуту... Всех обнять... Мы кричали от радости...
Я безумно любила сына. Безумно. И он меня безумно любил. Могила меня так как тянет, как будто он меня зовет...
У него спрашивали:
- Девушка у тебя есть?
Он отвечал:
- Есть, - и показывал мой студенческий билет, где у меня еще косы длинные-длинные.
Он любил танцевать вальс. Пригласил меня на первый свой вальс в школе на выпускном вечере. А я не знала, что он умеет танцевать, научился. Мы с ним кружились.
Вяжу у окно вечером, жду его. Шаги... Нет, не он. Шаги... Мои шаги, сына моего... Ни разу не ошиблась. Садимся друг против друга и до четырех утра говорим. О чем говорим? Ну о чем говорят люди, если им хорошо. Обо всем. О серьезном и о пустяках. Хохочем. Он мне напоет, сыграет на пианино.
Гляну на часы:
- Валера, спать.
- давай, матушка, еще посидим.
Он звал меня: матушка моя, матушка моя золотая.