Цинковые мальчики

Возвращались молча. Как из другого мира. Поели. Почистили оружие. Тогда стали говорить.

- Косячок забьешь? - предлагали "деды".

- Не хочу.

Я не хотел курить, боялся, что не брошу. К наркотикам привыкаешь, нужна сильная воля, чтобы бросить. Потом все курили, иначе не выдержишь. Был бы наркомовских сто грамм, как в ту войну... Не полагалось... сухой закон... Надо снять напряжение, чем-то компенсировать затраты... Забыться... В плов сыпали, в кашу... Глаза - по полтиннику... Ночью видишь, как кошка. Легкий, как летучая мышь.

Разведчики убивают не в бою, а вблизи. Не автоматом, а финкой, штыком, чтобы тихо, неслышно. Я быстро научился это делать, втянулся. Первый убитый? Кого близко убил? Помню... Подошли к кишлаку, в бинокли ночного видения заметили: возле дерева светит маленький фонарь, стоит винтовка, и он что-то откапывает. Я отдал товарищу автомат, сам приблизился на расстояние прыжка и прыгнул, сбил его с ног. Чтобы не кричал, затолкал в рот чалму. Нож с собой не взяли, тяжело нести. Был у меня перочинный ножик, которым консервные банки открывали. Обыкновенный перочинный ножик. Он уже лежал... Оттянул за бороду и перерезал горло.

Был я на должности старшего разведчика. Выходили обычно ночью. С ножом сидишь за деревом... Они идут... Вперед - дозорный, дозорного надо снять. Снимали по очереди... Моя очередь... Дозорный поравнялся с тобой, чуть пропустишь и прыгаешь сзади, главное, схватить левой рукой за голову и горло вверх, чтобы не крикнул. Правой рукой - нож в спину... Под печень... И проткнуть насквозь... У меня потом был трофей... Японский нож, длина тридцать один сантиметр. Этот легко в человека входит. Поерзает и упадет, не вскрикнет. Привыкаешь. Психологически не так как было трудно, как технически. Чтобы попасть в верхнюю косточку позвоночника... В сердце... В печень... Каратэ учились. Скрутить, связать... Найти болевые точки - нос, уши, над веком - точно ударить. Ткнуть ножом надо знать куда...

Один раз что-то внутри сдало, щелкнуло. Стало жутко. Прочесывали кишлак. Обычно открываешь дверь и раньше, чем войти, - бросаешь гранату, чтобы на автоматную очередь не наскочить. Зачем рисковать, с гранатой вернее. Бросил гранату и захожу: лежат женщины, двое мальчиков побольше и один ребенок грудной. В какой-то коробочке... Вместо коляски...

Чтобы не сойти сейчас с ума, надо себя оправдывать. А если это правда, что души убитых смотрят на нас сверху?

Я вернулся домой, я хотел быть хорошим. Но иногда у меня появляется желание перегрызть горло. Я вернулся слепой. Пуля снесла сетчатку с обоих глаз. Вошла в левый висок, в правый вышла. Различаю только свет и тени. Но тех, кому надо перегрызть горло, я знаю... Кому жалко камня на могилы для наших ребят... Кому не хочется давать нам квартиры: "Я вас в Афганистан не посылал..." Кому нет до нас дела... Во мне все кипит, то, что было. Если бы у меня забрали прошлое? Нет, не отдам. Я только этим живу.

Научился ходить, не видя. Езжу по городу сам, сам в метро, сам на переходах. Сам готовлю, жена удивляется: готовлю вкуснее ее. Я никогда не видел свою жену, но знаю, какая она. Какой у нее цвет волос, какой нос, какие губы... Я слышу руками, телом... Мое тело видит. Я знаю, какой у меня сын... Пеленал его маленького обстирывал... Сейчас ношу на плечах... Иногда мне кажется, что глаза не нужны. Вы ведь закрываете глаза, когда самое главное происходит. Когда вам хорошо. Глаза нужны художнику, потому что это его профессия. А я научился жить без глаз. Я ощущаю мир... Я его слышу... Для меня слово значит больше, чем для вас, у кого есть глаза.

Для многих я человек, у которого все позади: мол, отвоевался парень. Как Юрий Гагарин после полета. Нет, самое главное у меня - впереди. Я это знаю. Телу не надо придавать большее значение, чем велосипеду, а я в пошлом велосипедист, в гонках участвовал. тело - то инструмент, станок, на котором мы работаем, не более. Я могу быть счастливым, свободным... Без глаз... Это я понял... Сколько зрячих не видят. С глазами я был больше слепой, чем сейчас. Хочется от всего очиститься. От всей этой грязи, в которую нас втянули. Только матери сейчас нас понимают и защищают. Вы не знаете, как страшно бывает ночью? Когда снова, в который раз, прыгаешь с ножом на человека... И только во сне я бываю ребенком... Ребенку кровь не страшна, он ее не боится, потому что ему неведомо. что это такое. Красная водичка... Дети - естествоиспытатели, им охота все разобрать, понять, как и что устроено. Я теперь и во сне крови боюсь"

Рядовой, разведчик.

"...На кладбище летишь, как на встречу. Будто сына увижу. Первые дни ночевала там. И не страшно. Я теперь полет птиц очень понимаю, и как трава колышется. Весной жду, когда цветок ко мне из земли вырвется. Подснежники посадила... Чтобы скорее дождаться привета от сына... Они оттуда ко мне поднимаются... От него...