Цирк

Сан Саныч направился в гримерку Огарева, только чтобы оставить свертки и уйти. Встречать Новый год ему предстояло без друга. Приближался час, когда нужно было открывать шампанское и слушать речи по телевизору. Сан Саныч наслушался новогодних речей на своем веку – все они были похожи, да и ощущение оставляли одинаково странное: будто тебя обсчитали на рынке на большую сумму, а ты все равно доволен покупкой, Новый год же, надо радоваться.

Напевая Фрэнка Синатру, Сан Саныч отворил дверь в гримерку. В пустой гримерке тихо шуршало старенькое радио, которое Огарев забыл забрать домой. Радио шипело что-то про Чечню, запись прерывалась, перескакивала на новогоднюю программу, и Сан Саныч сделал погромче – шершавое колесико регулятора громкости послушно повернулось под его пальцами, диктор перестал заикаться. Сан Саныч вздохнул, воздух врывался в легкие неровно и выходил со свистом.

В дверях гримерки стояла Коломбина. Она жалась к Симе, который шевелил плечами в попытке высвободиться – Огаревы уезжали в Москву на девятичасовом поезде. Завидев отца, Коломбина что-то знаками стала объяснять им обоим, Сан Саныч вгляделся, заметил у дочери под мышкой газету и все понял.

– Вы давно им писали? – спросил Сима, подразумевая бабушку и дедушку Коломбины по матери. – Они там так и останутся?

– Они уже старые, – Сан Саныч махнул рукой. – Никуда не поедут. Когда все развалилось, не хотели уезжать и сейчас не поедут.

Глаза Коломбины бегали, зрачки расширялись, когда она переводила взгляд с шипящего радио на отца. Радио как ни в чем не бывало продолжало выплевывать в тишину гримерки новости, а потом снова забарахлило и запело: «Расскажи, Снегурочка, где была?»

– Все газеты уже неделю всякий бред… – Сима запнулся и оглянулся на Коломбину.

– А-а-а, и она знает уже, – вздохнул Сан Саныч. – Письма с начала декабря не доходят, а может, и не к кому доходить. – И он махнул рукой, как всегда, когда не в силах был договорить или не хотел договаривать.

Сима взглянул на часы, попятился и стал прощаться.

– Стой! – Сан Саныч окликнул Симу и протянул ему Олины свертки. – Отцу передай.

Сима кивнул и, чмокнув на прощание в щеку Коломбину, покинул гримерку. Сан Санычу показалось, что Сима убегает. Огарев прощался с ним так же – в спешке, суетился, всё забывал. Они не обсуждали это, но Сан Саныч знал: Огареву стыдно перед Олей за их с Симой побег. Ей Огарев так и не объяснил, что главная причина их отъезда – это сомнения в Олином таланте. Сан Саныч был уверен, что Огарев все еще надеется найти себе того самого ученика, которому темнота станет повиноваться, никого не искалечив. «Даже радио оставил», – уныло подумал Сан Саныч, убавляя звук. Ничего хорошего он услышать не надеялся.

Сима развернул свой подарок по дороге. Заботливые руки Оли упаковали увесистый предмет не только в бумагу, но и в прошлогодний номер газеты, так она надеялась защитить подарок от царапин. Когда газета и бумага оказались в мусорке, в руках у него заблестел карабин с гравировкой. Сима остановился под уличным фонарем.

– «Привет тебе, привет прощальный», – прочитал он строки Александра Блока. Фонарь над его головой замигал в такт тихому голосу.

Так с ним еще никто не прощался. И не признавался в любви. Гравировка была очень проста, но в то же время непонятна. Сима еще долго гадал по дороге домой: она написала это, чтобы поставить точку и попрощаться навсегда, или это начало чего-то нового? Сима порылся в рюкзаке, нашел ручку и клочок бумаги, нацарапал их новый адрес в Москве: «Улица Гурьянова, 19, квартира 154», потом подумал и дописал: «Пиши нам, пожалуйста». Бегом вернулся в цирк и, прежде чем навсегда покинуть место, где отец учил его «летать и не падать», подсунул записку под дверь Олиной гримерки. Рядом с дверью кто-то неровно прислонил к стене тонкую книгу – так, чтобы не было видно названия. Сима перевернул ее. Ричард Бах, «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», – прочел он и, оглянувшись по сторонам, вернул книгу на место. Обложка была Симе знакома: ровно такая же книжица лежала у его отца в гримерке. Сима не раз читал ее.

Часть 4 Темнота

Глава 1 Чайки

1 сентября 1999 года

Саратов, Цирк имени братьев Никитиных

Ветер гулял по площади, ударялся в чешую купола, который хищной глубоководной рыбой нырял в нижние слои тумана. В небе загудел самолет. Оля и Сан Саныч, стоя на куполе, проводили его взглядом. Самолет моргнул на прощание сигнальными огнями и скрылся в белой дымке. Оля закрыла глаза. Ей послышалось, что над головой кричат волжские наглые чайки. Открыла. Одна из птиц спикировала на купол из тумана и зацепилась лапками за шпиль.

– Разлетались тут, – проворчал Сан Саныч, затягиваясь. – Будешь?

Сан Саныч протянул сигарету Оле, она тонкими замерзшими пальцами приобняла шершавую папиросную бумагу, подхватила сигарету почти на лету, отобрала ее у вездесущего ветра и затянулась. Тут же зашлась в кашле, в горло как будто бы вылили целый пузырек лекарства от простуды. Она вернула сигарету Сан Санычу.