Цирк

Проводник то ли не услышал, то ли решил не отвечать. Его широкие скулы даже не дрогнули, он уже помогал какой-то пассажирке вытаскивать на перрон огромные клетчатые сумки. Пассажирка причитала и клялась, что в сумках у нее фарфор. «Ой, батюшки, разобьешь, разобьешь, ей-богу, кто платить будет!» – долетало до Оли, пока она парящим, резвым шагом уходила от поезда. Ей хотелось взлететь – пронестись над огромными буквами, из которых на здании вокзала было выстроено слово «Москва», рассмотреть каждую букву поближе, криком волжской чайки пронестись над крышей и увидеть, что скрывается за каждой из букв. Почему «М» – такая широкая и много ли в Москве ширины? Почему «О» – такая протяжная и такое ли протяжное Третье кольцо, как она слышала, или оно маленькое, а только хочет казаться большим?

Оля выбежала на привокзальную площадь, и знакомый звук – пение трамвая, его звон – наполнил ее уверенностью: она найдет то, что хочет найти. Оля бросилась к трамвайной остановке и зацепилась за старушку в берете и со скрипкой в руках. Старушка будто бы сошла с обложки глянцевого журнала или только что прилетела из Франции, где навещала своих внуков: берет и чехол скрипки украшала вышивка, пояс черного широкого пальто перетягивал талию – старушка напоминала дорогую тряпичную куклу.

– Женщина… Бабушка, – забормотала Оля, поймав пренебрежительный старушечий взгляд.

Оле стало стыдно и за свой глупый пуховик, и за спортивные штаны с тремя полосками, которые она в поезде так и не переодела. Штаны Оля выбирала на рынке в Саратове, и тетка у прилавка в вещевом ряду кричала ей в ухо про «забугорные бренды прямиком из столицы мод», не сбавляя громкости. Оля купила штаны, чтобы не оглохнуть, а теперь стыдливо свела коленки вместе – надеялась, старушка не заметит на штанах еще и пятна. Пятно Оля поставила в поезде, вылила на себя горячую лапшу быстрого приготовления. Не обожглась – и ладно, решила она тогда.

– Женщина я, – ответила старушка и проводила взглядом трамвай, в который не успела сесть. – Мне нет и восьмидесяти!

– Женщина, – повторила Оля. – Не подскажете, как доехать до цирка?

– До какого из, девочка?

Оля знала, что цирк Никулина в Москве один и другого такого нет. Сан Саныч не раз восхищенно говорил, что Огаревы теперь работают в лучшем цирке страны.

– До самого… главного. На Цветном, – прошептала она, запнувшись.

– Лучше на метро. – Старушка со скрипкой улыбнулась и скрылась в салоне следующего трамвая, каким-то чудом не прищемив свою ношу дверьми.

Оля спустилась в метро и всю дорогу до цирка сжимала в кармане клочок бумаги, на котором был записан номер телефона Седого и адрес гостиницы. Сначала она отыщет Симу и узнает, жив ли дядя Паша, а потом обязательно позвонит Седому. Да, так она и сделает. Сначала – Сима. Потом – Седой. Оля повторяла про себя эти слова, как волшебную мантру. Вагон метро гудел и беспощадно глушил даже самые сокровенные мысли. Оля вышла из метро на Цветном бульваре, затерялась в толпе, и толпа волной вынесла ее прямо к цирку. Это было воскресное утро, и Оля быстро поняла, что таким образом она сумеет попасть и на дневное шоу без всякого билета. Толпа пронесет ее мимо билетера, скроет от глаз охраны. А там… Там она найдет Симу. Обязательно найдет.

В дверях цирка толкучка усилилась, какого-то зеваку в шапке-ушанке билетеры развернули назад, и толпа выплюнула бедолагу на площадь, тот попятился к метро, рассекая людской поток и сбивая ритм всеобщего ровного марша шаткой походкой, – над головами ныряла его нелепая шапка. Оля поежилась. А вдруг и ее ожидает такая участь? Ее могут не пропустить.

Она поглубже зарылась в воротник куртки, заслонилась им, чтобы скрыть лицо, – движение было рефлекторным: спрятаться, укрыться, пройти незамеченной. Но как она ни пряталась, как ни старалась стать невидимкой, когда двери цирка качнулись в очередной раз, пропуская новую группу зрителей, ветер подул в Олину сторону и принес с собой привычные запахи – овса и диких животных. Оле показалось даже, что в нос вместе с этими запахами залетела и магнезия – пыль с рук гимнастов, работающих на «рэке» (так по старинке называл турник Сан Саныч, и Оля сразу подхватила это звучное слово, заразилась им от Хранителя). Оля чихнула, чем обратила на себя внимание одного из билетеров. Он нахмурился, как будто бы всегда знал, что именно она здесь – безбилетная, и Оля незаметно юркнула в другую очередь, потеснив прыщавого парня. Парень икнул и промолчал. «Такой ничего не скажет», – беззлобно подумала Оля. У второй двери, куда двигалась теперь новая Олина очередь, билеты проверяла подслеповатая бабулька, и Оля живо сообразила, как ей пройти в цирк и успеть к началу. «Билетов в кассе все равно уже не осталось», – тоскливо подумала она, то ли оправдывая себя, то ли пытаясь мыслить разумно.

Она сжала в кармане бумажку с номером телефона Седого и адресом гостиницы и незамедлительно подхватила под руку прыщавого пацана, прошептав:

– Ты мне поможешь, а я тебе заплачу.