Цирк зажигает огни

И даже смешно, не знаю, как сказать: ты меня нарисовала или нарисовал.

Потому что ты художник, значит, ты нарисовал, но ты женщина, и без тебя я не живой, мертвый, как нарисованный.

Очень прошу, пожалуйста, подправь мою правую руку.

Новое течение

Это случилось, когда расклеенные по городу объявления с приглашением на работу на вокзал приобрели цвет сентябрьских кленовых листьев.

Посудите сами: кто в наше время, время всяческих незаконченных образований, пойдёт на разгрузку вагонов? Смешно. И вагоны простаивали.

Ранним утром в кабинет председателя горисполкома вошли двое. Один был известный в городе художественный руководитель местного драмтеатра, второй был неизвестный молодой человек с известной физиономией.

– Мефистофелев, драматург, – представился молодой.

– Мы вот по какому вопросу, Иван Павлович, – обратился режиссёр к председателю, – Сербан Урзульевич Мефистофелев, наш драматург, предложил любопытную вещицу. В городе нехватка рабочей силы, вагоны простаивают, и Мефистофелев написал пьеску, хе-хе-хе, – «Эй ты, грузчик!».

Очень современная темка.

– Ну, играйте, мы посмотрим, – любезно заулыбался Иван Павлович. Мефистофелев явно производил впечатление своей бородкой. – Мы поддержим.

– Но тут идейка, Иван Павлович, реализм и только реализм, мы хотим и сыграть и разгрузить – так сказать, метод прямого реализма. Сыграть спектакль прямо на вокзале. Представляете, – глаза режиссёра заблестели по-мефистофелевски, – зрители располагаются на двух перронах. Соорудить места не трудно, в 7 часов после третьего гудка начинается спектакль. Оркестр, расположившийся в «Комнате матери и ребенка», начинает увертюру: «Как родная меня мать…».*

Освещение вокзала отличное, диспетчер дает зелёный свет, и на первый путь прибывает один из ваших неразгруженных составов, его ведёт нар. арт. СССР Р. Дыхалов. На вагонах расположились действующие лица.

– Пьеса остросюжетная, производственная, – сверкнув глазами, вставляет Мефистофелев.

– Да, – разгорается режиссёр, – начинается разгрузка. Артисты театра с песней композитора Слабоухова на мои слова – Мефистофелев, к пианино! – Режиссёр закатил глаза, и по кабинету разлилась задушевная:

Дрова, дрова, дрова, были и вы леса, и вот на бревне, смотри, наши слова любви.

Разгружают вагон. Плывут бревна. Конфликт назревает, когда передовая грузчица – Катя, арт. Дубовых, влюбляется в прогульщика Сеньку, арт. Трезвых. На фоне разгрузки идёт сцена около пивного ларька на перроне, где Сенька «распивает на троих».

– Ну это вы… – нахмурился Иван Павлович.

– Но в третьем действии, когда разгрузка подходит к концу, Сенька становится ударником, – вкрадчиво вставляет Мефистофелев.

– Да, да, – режиссёр долго еще рисует совершенно необычные постановочные эффекты в спектакле «Эй ты, грузчик!».

Спектакль должен заканчиваться свадьбой Кати и Сеньки уже на пустых платформах состава. В 22 ч. 30 мин, молодожёнов провожают в свадебное путешествие, они садятся в Московский экспресс, настоящий (артисты Дубовых и Трезвых едут до первой станции, оттуда возвращаются на машине). Финал.

– А артисты, того… не устанут? – спросил Иван Павлович.

– Что вы! – прищурил глаза Мефистофёлев, – артист в образе, он играет грузчика. Метод прямого реализма, абсолютно современно.

Иван Павлович вспомнил про неразгруженные составы и, вздохнув, сказал: «Добро!»

… На банкете в привокзальном ресторане уставшие, но счастливые артисты целовались с режиссёром и качали Мефистофелева, который легко взлетал в воздух и иногда парил прямо по-настоящему.

… На улицах города свежие афиши. Ожидаются премьеры спектаклей: «Му, ещё раз му» — на городской бойне и «Крупноблочное сердце» — комедия на стройке. Ходят слухи, что скоро приедут из Москвы изучать метод «прямого реализма».

Строчка из стихотворения Демьяна Бедного, ставшего популярной песней.

День поэзии

Вчера Васька Шалымов привязал к шее бант, надел чёрную рубашку, не заправил её в брюки и пошёл в книжный магазин на углу Шереметьевской и Октябрьской продавать свои книги, потому что вчера был День поэзии, и все поэты в этот день должны были продавать свои книги. Ну, это вроде соревнований, – кто больше продаст.

Сначала Васька долго не хотел идти, он, мол, не член Союза,[182] но я ему сказал:

– Вась, ты – поэт или кто? – После этих слов Васька куда хочешь пойдёт.

Мы уложили его книжки в три коробки из-под голландских ботинок – красивые такие коробки с золотыми разводами – и пошли в магазин.

В магазине было ужасно душно. Народу тьма.

Я устроил Ваську с коробками в углу, около витрины, а сам отправился по магазину, чтобы узнать, как идёт продажа, и подсчитать, кто на каком месте и какие шансы у Васьки выйти в первую десятку.

Вначале вперёд «вышел» здоровый парень с бородой – на шее собачья цепь и стихи он не читал, а всхлипывал под гитару.

Потом его догнал такой худенький, обыкновенный, при галстуке, а продал на семь книжек больше.

Потом их обоих обошла поэтесса, вся в кружевах, очки – по консервной банке.