Цирк зажигает огни

Заплатив 20 миллионов в тот памятный вечер, Василь Тимофеич отгрёб его на первом попавшемся извозчике на свой необитаемый остров, оставленный ему в наследство родителями.

И стал ждать. Ждать, когда придёт время взять настоящую цену за диван.

Но мир вокруг то строил тракторы, то бушевал войнами, то изобретал телевизор, то вдруг отращивал длинные волосы и подрезал юбки – всякое бывало, а Василь Тимофеич ждал. Конечно, ему трудно, диван – это не трактор. И проклятый древесный жучок, и обивка порасползлась, и сколько сегодня просить за диван, Василь Тимофеич точно не знает, ждёт когда время своё возьмёт. Такая вещь даром не валяется.

Мы допиваем «Кокур», и, простившись с Василь Тимофеичем, я выхожу на улицу.

Вокруг острова стоят огромные кооперативные корабли, загруженные доверху телевизорами, холодильниками, стиральными машинами и поролоновыми матрацами. Мигает совсем рядом, над головой, Останкинский маяк, плывут по асфальтовым каналам моторные «Волги» – всё обычно.

А рядом живёт наш добровольный Робинзон с диваном вместо Пятницы. Амы ещё говорим, что мало на свете чудес!

Знак плюс

В нашей жизни мы повсюду сталкиваемся с рекламой: самой разной, в самых неожиданных местах.

По радио и телевидению, на заборах, стенах, а порой даже на небе и, кажется, придуманы все способы, коими можно нас убедить: пить или не пить, курить или не курить, пользоваться и хранить, звонить и летать, посещать, отдыхать, выгодно, удобно, питательно, вкусно, дёшево, полезно, быстро, безопасно и вовремя.

Кажется, ничем нельзя нас удивить, но сегодня утром я вдруг увидел совершенно потрясающую рекламу: у нас во дворе, в углу, на свежевыкрашенной стене гаража было мелом написано: «Витька + Люда = любовь». Эта реклама не убеждала, не звала, не напоминала, но она сообщала и раскрывала великую тайну, над которой бьются поэты и философы. Тайну возникновения любви.

Именно плюс. Не расчетливый минус (кто больше), не корыстное умножение (на сколько раз), не мелочное деление (дающее только часть), а плюс, безоглядный, щедрый, соединяющий двух обыкновенных людей, даёт фантастическую сумму – любовь.

Пользуйтесь знаком плюс.

Я сбегал домой за мелом и написал на другой стороне гаража: «Лёнька плюс…» и вот тут я задумался. Конечно, всё правильно: реклама есть реклама, и она не отвечает за каждого в отдельности.

Вечером я снова пошёл в угол двора посмотреть на гараж. Я думал: а вдруг…

Возле гаража хлопотал хозяин, ещё молодой, но рано повзрослевший.

– Завидуешь, небось? – сказал он, громыхая замками.

– Да, очень, – ответил я и обошёл гараж со всех сторон, но он был свежевымытый и скучный, как хозяин.

1984

Шар на ладони Предисловие к сборнику «Любимый цирк» (Рассказы зарубежных писателей)

Дорогой читатель, перед вами книга о цирке. Как все хорошие книги, она о людях. И как бывает с очень хорошей книгой, в ней много о каждом из нас. Нет, нет, я понимаю, что далеко не каждый читатель смотрел вниз из-под купола цирка, когда тринадцатиметровая арена кажется дном глубокого колодца, а деревянный некрашеный кусочек потолка в полутора метрах над головой становится таким дорогим и близким.

Не каждый из нас знает, сколько стоят секунды победы на арене цирка, победы над собой, над немощью и слабостью тела, а главное – духа…

Единицы знают горечь и тоску одиночества, которыми приходится расплачиваться за проникновение в тайны смеха… Но в каждом из нас, даже если мы в этом не сознаёмся, живёт мечта о сказке, в которой возможен полёт без пропеллеров и турбин, где вещи подчиняются людям, а не наоборот, где смех вдребезги развивает серость, ординарность и скуку. У этой сказки много названий, и одно из них – цирк.

Я никогда в своей жизни не встречал людей, которые бы говорили: «Я не люблю живопись». Никогда не видел людей, которые бы презрительно бросали: «Не люблю музыку». Не попадались мне и такие, кто бы хвастался тем, что в театре был раз в жизни. Но довольно часто я слышал фразу: «Я не люблю цирк». Впрочем, я не совсем прав – история знает одного человека, который совершенно откровенно говорил: «Я не люблю живопись». Кто это? Это великий поэт Джордж Гордон Байрон. Что ж, возможно и такое. Неплохо было бы только перенять у великого поэта одну особенность: перед словами «я не люблю» он мог уверенно сказать «я знаю».

Авторы этого сборника знают и любят цирк. Да, любят, несмотря на то, что многие из рассказов – о неприглядном, старом цирке, но удивительно, что и самые «жестокие» из них написаны с любовью к человеку, к обычному человеку, живущему в трудном и всегда загадочном мире цирка.