Цирковой поезд

Гарри поблагодарил женщину и подошел к девочке, которая все это время внимательно изучала его. Он протянул ей фотоаппарат, а она подняла руку, чтобы потрогать незнакомый предмет. Затем он принялся ее фотографировать, надеясь, что хотя бы на одном снимке сумеет запечатлеть ее стальную решительность во взгляде.

Мать этих детей передала водителю биди, и тот обратился к Гарри, выплевывая на землю коричневую табачную слюну:

– Она говорит, что надежда есть у всех. До этого не было. Теперь тут новая Индия.

Гарри кивнул и продолжил фотографировать, пока пленка не кончилась. Оглянувшись через плечо, он заметил, что водитель разговорился с этой семьей, а их бабушка принялась нарезать овощи. Никто не обращал внимания на девочку. Глубоко вдохнув, Гарри наклонился, вложил в ее ладонь две монетки и с замиранием сердца наблюдал за тем, как она быстро положила их в кармашек своего простого платьица, пока любопытные не успели ничего заметить. От этой сцены он испытал боль и гордость за девочку. Она уже привыкла к тому, что с ней обращаются, как с низшим классом из-за ее касты и пола, но Гарри надеялся, что она использует эти деньги, чтобы вырвать преимущество, принадлежащее ей по праву.

Он поднялся и шаркнул ногой, поднимая облачко красной пыли.

– Хорошо, – сказал он матери и детям и обратился к водителю: – Вы можете отвести меня обратно в редакцию?

– Господин не хочет ехать в отель?

– Я хочу поработать с материалом.

Водитель пожал плечами и медленно поплелся обратно к повозке. Гарри шел за ним, но на полпути вдруг обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на девочку. Как и ожидалось, она все так же стояла и смотрела на него. Ему даже показалось, что ее губы тронула легкая улыбка, будто бы они теперь разделяют секрет, которые никому больше нельзя рассказать.

* * *

Гарри не спал всю ночь, работая над снимками: запах химикатов и темнота проявочной комнаты странно успокаивали его. Когда капли стекали со снимков, он улыбался: надежды сбылись, и фотография девочки действительно вышла выдающейся. Он знал, стоя тогда в полумраке, что уловил нечто действительно особенное. Это было больше, чем просто фото. Это был вызов всем, кто посмел бы сомневаться в ней. Она будто бы говорила: «Я знаю, какое место в жизни мне уготовано, но я его не принимаю».

Неделей позже Гарри прикрепил одну из фотографий девочки в письме, которое он отправил Лене, надеясь, что она откроет его и сразу почувствует то же самое, что и он.

Тогда он и знать не мог, что спустя пятнадцать лет Индира Ганди унаследует кресло премьер-министра Индии после Лал Бахадура Шастри и станет первой женщиной во главе государства. Гарри, сидя в уютном доме вместе с женой и двумя детьми, будет наблюдать за жизнью дочери Джавахарлала Неру и со все тем же восхищением смотреть на снимок той самой девочки, которой, по его подсчетам, должно было быть уже восемнадцать лет. Он задумается о том, как сейчас могла жить та индийская семья. Сумели ли мальчишки переехать в Англию? Гордится ли ими мать? Но больше всего ему хотелось узнать судьбу девочки. Он надеялся, что что бы ни произошло, она будет смотреть на Индиру с той же решимостью, с которой она смотрела на него со снимка. Гарри надеялся, что девочка сумеет пробиться и стать еще одной выдающейся женщиной этой страны.

Глава сорок восьмая

Октябрь 1952, Париж, Франция

Лена подвинула свой стул ближе к парте и вновь развернула письмо, чтобы еще раз перечитать. Оно прибыло несколько недель назад в бледно-голубом конверте. Последние четыре буквы ее имени закрывала налепленная на край марка. Она открыла конверт острым ножом, опасаясь, что если бы рвала его руками, то повредила бы само письмо.

«Дорогая Лена», – начиналось письмо.

Она оперлась локтями о стол и положила голову на ладони, чтобы перечитать его в сотый раз.

«Мы живем в удивительное время быстрых перемен, – писал Гарри. – Мне посчастливилось увидеть, как целая страна обретает вторую жизнь…

Я живу в отеле в центре Дели, недалеко от резиденции премьер-министра. Каждое утро горничная приносит мне чашечку крепкого горячего чая, и я попиваю его, сидя на веранде и наблюдая за тем, как город просыпается.