Цирковой поезд

Тишина. Александр не знал, из-за голода это или из-за усталости, но внутри него все кипело. Склонившись над Тео, он сказал:

– Куда, как вы думаете, пропадают люди, когда их увозят отсюда? А те чехи, которых едва заселили, а затем куда-то отправили? А Фредди? Куда перевезли Фредди? – Он колебался, не желая говорить, что было у него на уме, но, устав от пустых надежд, все-таки решился: – Если бы вы по-настоящему любили Лену, то попытались бы бежать.

– Достаточно! – Тео поднялся. Его темные глаза блестели. Он подошел к подмастерью так близко, что их носы почти соприкасались: – Думаешь, я не забочусь о дочери? Александр, почему ты думаешь, что я не пытался бежать? – Он горько усмехнулся. – Я здесь именно из-за Лены! Они знают, где она! А раз так, то не составит никакого труда арестовать цирк со всей труппой и доставить их сюда к нам. Я сижу здесь, потому что не хочу вернуться и узнать, что ее больше нет!

Александр отвел взгляд. Он уже понял, что не стоило начинать разговор о Лене – все-таки для Тео это была очень больная тема. И в его словах была правда: нацисты знали, где сейчас цирк, и вполне могли сделать то, что обещали. Вот только соглашаться с Тео он никак не хотел. Шагнув назад, он сел на матрац, а Тео продолжил:

– И раз уж мы заговорили о Лене, давай и о Лике поговорим?

– Нет, – тихо сказал Александр.

– Вы двое, кажется, хорошо ладите вместе.

– Мы всего лишь друзья.

– А что, если нас отпустят? – Тео покачал головой. – Ты хоть представляешь, что почувствует Лена, если ты явишься с другой девочкой?

– Хватит! – крикнул Александр и вышел в коридор.

– Это на тебя не похоже, Александр, – мягко сказал Тео ему вдогонку. – Ты ведь не из тех, кто станет лгать близким.

Александр развернулся и бросил:

– А может, я именно такой? Все-таки я сын своего отца! – Не получив ответа, он поплелся дальше по коридору. Единственным плюсом того, что их держали немцы, был четкий распорядок. И хотя правила были чересчур жестокими, все происходило именно тогда, когда должно было произойти. Легко было воспользоваться безмятежностью охраны в часы, когда на улице почти никого не было.

Александр спешно спустился на первый этаж. Эрик, охранник, стоявший на углу двора, был худшим охранником из всех, кого знал Александр. Он был ленив, легко поддавался на соблазны и был предсказуем до мелочей. Ровно в восемь тридцать к нему на перекур присоединялся Фридрих, единственный охранник, который в своей тупости мог соревноваться с Эриком. Фридрих следил за основными воротами и за людьми, которые ходили между корпусами.

Александр быстро выглянул из-за арки: как и ожидалось, Эрик ждал там. Он шмыгнул носом, поковырялся в нем и вытер руку об униформу. Другой рукой он достал сигарету из пачки и зажег ее. Александр принялся считать в голове: один, два, три…

Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… Эрик медленно выдохнул дым и кинул бычок на землю, давя его носком ботинка. Секундой позже Александр услышал, как шуршит гравий: это Фридрих подъезжал на велосипеде. Задержав дыхание, Александр высунулся из-за угла: Фридрих остановился около коллеги, и они принялись тихо перешептываться и, судя по смеху, обменивались шутками.

Александр выждал еще минуту, и двое отошли от барака, встав у желтой арки. Там их было не видно с наблюдательных вышек. Раньше они ходили покурить к овощному складу, но после того, как неаккуратно брошенный бычок спалил половину запасов продовольствия, эти двое получили выговор и вынуждены были найти новое место для перекура.

Тео не зря учил его считать время. Отсчитав две минуты, Александр предположил, что охрана возвращается лишь через десять минут. Он юркнул за мусорный бак и сел там, прижав колени к груди. Тлеющий окурок сигареты Эрика лежал на земле. Александр поднял его, зажал между губ и вдохнул, почувствовав, как все тело расслабилось. Это был первый раз, когда он закурил; его чуть не поймали, так громко он закашлял. Позже он научится вдыхать медленнее и смаковать вкус дыма и жжение в легких. Было приятно почувствовать что-то, кроме голода, злобы и безнадеги – трех состояний, которые стали привычными день за днем.

Слева был еще один проход, который вел к свободе. Он выдохнул сигаретный дым, глядя, как тот растворяется в лунном свете. Прикинув, сколько времени займет пробежка до ворот, он прибавил к этому дорогу до Богушовице длиной в два километра. Там он с легкостью раздобыл бы себе достаточно средств, чтобы оплатить дорогу до Лондона и найти Лену.

Он подумал о Тео. О том, чем тот пожертвовал, чтобы спасти его, и о том, что хорошо было бы выплатить долг. Двумя неделями ранее он рассказал, что одному пленному, который помогал строить Терезиенштадт, тоже обещали свободу, вот только прошло два года, а он все еще ждал.