Лена покачала головой, вернулась на диван и обняла, прижав к себе, зеленую вельветовую подушку.
– Я не об этом, – пробормотала она, когда Оливия подсела рядом и обеспокоенно взглянула на нее. – Неужели я смогла пройтись туда-сюда? И как я умудрилась не заметить этого?
– Но это же хороший знак, – подбадривала ее Оливия. – Похоже, что ты больше не нуждаешься в помощи.
Лена шмыгнула носом:
– Не хочу думать об этом. Не хочу быть неблагодарной, но это… Все, кто любил меня, мечтали бы увидеть это, но никого нет рядом. – Она затихла и смахнула слезы с глаз. – Ливи, прости меня.
– Тебе не за что извиняться. Ты же это об отце сказала?
Лена кивнула, пытаясь проглотить комок в горле.
– Мне его не хватает, – прошептала она. Она не любила раскрываться перед другими, не желая показаться слабой для посторонних, но Оливии она доверяла.
– Разумеется. И от этого никуда не деться, их будет вечно не хватать.
– Но тогда, – продолжила Лена, сильнее сжимая подушку. – Мне стыдно, если я хоть минуту о нем не вспоминаю. Как, например, сейчас. Он бы хотел это увидеть, а я об этом не подумала, когда вставала без трости.
Оливия потерла руки.
– Все в порядке. Тебе вовсе не обязательно жить прошлым каждую секунду. Никто не подумает, что ты неблагодарная или забыла.
– Прости, что подняла такую тему. – Лена закрыла глаза.
– Можешь поднимать ее так часто, как тебе требуется. Мама ни о чем со мной говорить не хотела, так что и мне от этого легче. – Оливия грустно улыбнулась, но вдруг приободрилась и сказала: – Слушай, у нас есть еще неделя до того, как повариха вернется и опять начнет пытать нас вареными овощами. Может быть, мы пока навестим склад с продовольствием?
И в этот момент в библиотеку ворвалась сестра-хозяйка:
– Лена! Вот ты где! Клара просит тебя к телефону.
Подруги обменялись взглядами, и Оливия сказала:
– Я подожду, а ты беги.
В офисе администрации минутой позже Лена схватила телефон и поднесла его к уху:
– У аппарата.
– Лена? – взволнованно заговорила Клара. – Фитц сделал мне предложение. Я выхожу замуж!
Глава двадцать девятая
– Убери ноги от моего лица! – рявкнул Василий на Наталью. Он дернул левой рукой, и Наталья вскрикнула, теряя баланс. Василий поймал ее и неловко опустил на землю. Наталья отмахнулась от старшего брата, поднялась на ноги и, уперев руки в бока, начала сердито ворчать.
– Что с тобой не так? – Она драматично размахивала руками перед лицом брата. Наталья выглядела хрупкой и нежной, однако не казалась Александру привлекательной. Раздумывая, почему это так, он решил, что все из-за ее вечно кислого выражения лица.
– Ты мне обзор закрыла!
– Ты неуклюжий, вот и все!
Такие ссоры у них обычно затягивались. Вскоре они переключатся на русский, который Александр не понимал. Но даже не зная их языка, ему было ясно, что большую часть времени они ругаются. Александр сел на свой деревянный стул. Они репетировали вот уже два часа, и его терпение истощилось. Тело ныло от непомерной для такого возраста нагрузки. До истечения контракта оставалось два месяца, а это означало, что вскоре все наладится. Но общее настроение изменилось в худшую сторону с приходом нового коменданта лагеря Антона Бургера. Этот выходец из Австрии оказался еще более жестоким и беспощадным, чем его предшественник. Он был выше метра восьмидесяти, но внушал страх не только своей фигурой, но и манерой говорить с обитателями городка. По его приказу все наказания были заменены на более жестокие. Ходили слухи, что Антон лично убивал провинившихся. Александр даже не подозревал, что условия, в которых они живут, могут стать еще хуже, однако жизнь быстро показала, что и такое возможно.
После назначения Бургера закрыли один из самых больших бараков, а это означало, что сотни людей переведут в другие и так переполненные корпуса. Тифом и туберкулезом стали болеть все чаще, а о гигиене в лагере вообще забыли. Вскоре уже привычного к длинному рабочему дню Александра будто бы еще раз проверили на прочность: подъем перенесли на шесть, а на работу нужно было явиться к семи. После окончания дня никому нельзя было покидать рабочее место, пока охрана не принимала работу. И если хоть мелочь не устраивала их, то все отделение было вынуждено работать, пока недочет не будет исправлен и принят.
Закрыв глаза, Александр представлял себя где угодно, но не здесь. Где-нибудь там, где чисто, где есть свобода. Мечты о чистоте и свободе занимали все его помыслы. Он чувствовал, что последние восемь месяцев будто ходит по кругу, ожидая и надеясь на что-то, надеясь и ожидая.
Александр услышал за спиной ворчание и бормотание: это Аттила в очередной раз пришел, чтобы поспорить с Тео. Двум иллюзионистам поручили сделать финальный номер летнего представления, и Атилла не мог смириться с тем, что завершать представление будет не он, а потому не пропускал ни одной репетиции, все еще надеясь, что его могут поставить последним. Александр наблюдал за тем, как гимнаст подошел к Тео, который раскладывал свои вещи.