Закрывшись изнутри, она свернулась калачиком на кровати и накрылась одеялом. Слова Хораса крутились в ее голове. Ей было все равно, что он думает. Неужели все остальные думали именно так, как он сказал? Неужели она была для них всего лишь бременем? В тринадцать она была слишком юной, чтобы жить без опекуна, но слишком старой, чтобы любая нормальная семья удочерила ее. Она еще надеялась, что кто-то из цирка – будь то Анна-Мария или доктор Уилсон – позаботятся о ней, если будет нужно, но Хорас был прав. Никто открыто не предложил ей это, а напрашиваться ей не хотелось.
Она глянула на трость и вспомнила слова Клары в одном из писем.
Поездка на поезде из Виктории в Дорсет была долгой. Лена впервые ехала куда-то одна, а толпы спешащих людей и тяжелые взгляды на их лицах заставляли ее нервничать. Когда она села в такси, ей хотелось лишь одного – быстрее добраться до кровати.
Лена чувствовала себя немного виноватой за то, что так спешно покинула цирк. Она засветло вышла, взяв с собой небольшой чемодан с одеждой, необходимыми вещами и самым важным – подаренной папой подвеской, ожерельем матери Александра, деньгами и малахитовой Землей из модели Солнечной системы. Она ни с кем не попрощалась, когда бежала на центральную лондонскую станцию, и теперь ей было стыдно перед Анной-Марией и Джуси, которые наверняка искали ее повсюду. Но она не могла заставить себя попрощаться. Это принесло бы слишком много боли, думала она, глядя из окна поезда на английские деревушки. Она была уверена лишь в одном: чтобы двигаться дальше, нужно оставить прошлое позади.
– Почти приехали, – объявил водитель. Лена вздрогнула, когда машина заехала на дорожку из гравия, ведущую к внушительному зданию школы-интерната. Водитель проехал по кругу, остановившись прямо у главных ворот.
– Вы можете заходить внутрь, а я донесу ваши вещи, – сказал водитель. Лена взяла трость и вышла на покрытую гравием дорогу. Школа Брайервуд была точно такой, какой ее и представляла Лена: старинные здания с увитыми плющом стенами, подстриженный газон и кусты с розами вдоль дорожек. Невдалеке на теннисном корте две девочки в зелено-серой форме тренировались подавать. Вдруг она поняла, что не знает, что делать. Что, если Клара вовсе не хотела ее видеть?
– С вами все в порядке? – спросил водитель.
– Да, – ответила Лена, сжав кулаки, глубоко вдохнула и зашагала вперед. Уже внутри здания она подошла к кабинету школьной администрации и сказала:
– Добрый день. Я ищу мисс Клару Смит.
Секретарь глянула на нее:
– Ваши мама или папа с вами?
– Нет, – ответила Лена. – Я тут одна.
Секретарь вновь оглядела ее и задумчиво спросила:
– Как мне представить вас ей?
– Как хорошего друга, – с сомнением в голове протянула Лена.
– Секундочку! – Секретарь вышла в коридор, обернувшись в дверях, чтобы еще раз взглянуть на прибывшую девочку, и направилась вверх по лестнице. Лена ждала, нетерпеливо барабаня пальцами по стойке. Через несколько минут со стороны лестницы послышались шаги, и в кабинет вошла Клара, одетая в легкое красно-коричневое платье. Волосы ее были заколоты, а на лице не было никакого макияжа, лишь губы были накрашены красной помадой. Едва завидев их, Лена почувствовала облегчение.
– Здравствуйте! – сказала Клара, не успев понять, кто стоял напротив нее. – Лена? Боже мой! Что ты тут делаешь?
– Здравствуйте, – ответила она тихо и обмякла в ее объятиях.
Глава двадцать седьмая
Та девочка, которую Александр видел на прошлой репетиции, вновь пришла. Он мгновенно узнал ее по пышным блестящим волосам, струящимся по ее спине, по прядям, отливающим золотом в блеклом зимнем свете. Эти волосы не могли принадлежать кому-то, кто провел в Терезиенштадте больше недели, и крупицы, казалось бы, потерянной надежды загорелись в нем.
За четыре месяца они с Тео повидали достаточно, чтобы перестать удивляться чему угодно. Жить в этом городе означало стать частью системы. Работать плотником в таких условиях было тяжело, но низкие зимние температуры лишь усугубили положение пленников. Александр постоянно дрожал, сгорбившись над своим верстаком. Трещины прочертили загрубевшую кожу его когда-то гладких мягких рук, а запах древесной стружки навсегда въелся в ноздри. И хотя он был благодарен за возможность выступать, отсутствие свободы в выборе трюков и их изменении убивали его мотивацию. Последние пару месяцев они с Тео удивляли толпу простецкими фокусами, собирая жидкие аплодисменты от аудитории, которым наскучило смотреть одно и то же. Но чего еще они хотели? Иллюзионистам не позволялось заказывать костюмы и оборудование. Они столько раз доставали шарф из шляпы, что это уже стало рутиной для всех.