Цивилиzации

В действительности же человеком он был лукавым и так ловко умел притворяться, что втерся к китонцам в доверие: они поручили ему стать их посланником в Санта-Фе. Он должен был убедить испанцев, что с их королем обращаются хорошо, как и с королевой и с его детьми, что он пользуется всеми привилегиями за исключением свободы передвижения, и так будет впредь, если Альгамбра не подвергнется нападению, а потому суверен приказывает командующим своей армии не предпринимать никаких шагов для его освобождения.

Вместо этого Сепульведа распалил их, как только был горазд, поклявшись, что, если не вмешаться, король не протянет и дня, а королева и инфант вынуждены терпеть дурное обращение и живут как в свинарнике, поэтому надо срочно что-то предпринять, иначе королевской семье и испанской монархии конец.

Добавил он также, что Атауальпа и его люди — нечестивцы, безбожники, почитатели Магомета, демоны, исчадия ада, язычники, имени Христа не ведающие, блудодеи и шлюхи, бесстыдно расхаживающие голышом, оскорбляя глаза и души праведных христиан.

Выдал он и то, что доверили ему по неосторожности: дескать, их предводителя изгнал из родных земель собственный брат, так что, выходит, это отряд беглецов, которые долго скитались по свету, как евреи.

И подтвердил в лагере испанцев, что варвары числом не превосходят двухсот, считая женщин и детей, при этом, по его собственным наблюдениям, с аркебузами, как и с любой артиллерией, управляются они плохо.

Антонио де Лейва, покалеченный в Саламанке, такими речами воодушевился. Другие — Та-вера, Гранвель, Кобос — были сдержаннее. Пусть чужеземцы — кровожадные дикари, но они не лишены разума, это подтверждают сообщения о том, куда они идут и что делают после высадки на Иберийском полуострове. И они понимают, что залог их спасения — благополучие Карла. Заложник ценен только живым. А значит, то, что они слабы и их мало, — гарантия жизни императора.

Впрочем, в пользу скорейшего наступления доводы тоже были. Войска надо содержать, а денег не хватает. Фуггер отказывается дальше давать взаймы, пока ситуация не прояснится. Между тем швейцарцы ропщут, ландскнехты теряют терпение. Из Фландрии, Галисии, Италии приходят донесения о лихоимстве, грабежах, бунтах. Никто не хотел повторения римского котла[145]. Если императорская армия продолжит деградировать, она даст Франции повод для наступления, а этого совет испанцев боялся больше всего.

И тогда Тавера произнес имя — к кому он обращался, осталось неясным, но прозвучало угрожающе: «Фердинанд придет». Непохоже было, что промедление ему по нраву.

Решили, что Сепульведа вернется и, находясь подле короля, будет шпионить и докладывать о том, что делают чужеземцы. Он подготовит побег Карла или спрячет его в надежном месте в преддверии штурма. И в урочный час откроет ворота Альгамбры. А пока будет по-прежнему притворяться — делать вид, что он их друг.

21. «Инкиады». Песнь I, строфа 20

Богов всей Пятой Четверти священный

Совет под ясным небом созывался.

Вершить дела людские в мире бренном —

Решать судьбу Востока он собрался.

Зов громовержца всем посланник верный

Донес, явиться каждый обещался.

По Млечному Пути чредою дружной

Спускались боги на совет послушно.

22. Альгамбра

Миновало еще несколько лун, Атауальпе не хватало рядом Игуэнамоты, но теперь он мог обходиться без толмача. Койя Асарпай его стараниями была беременна. Он беседовал с Карлом и совершенствовал свой кастильский. Вместе они строили планы, как победить Блистательную Порту, вернуть Иерусалим и захватить страну мавров. Верховный инка грезил южным морем, которое Карл называл Средиземным. Сепульведа растолковал ему, в чем таинство евхаристии, Атауальпа же в ответ поведал историю своего предка Манко Капака[146]. Кискис играл с маленьким принцем Филиппом и его сестрой Марией. Руминьяви следил за оборонительными системами крепости. Киспе Сиса и Куси Римай упрашивали Лоренцино взять их в Италию, а он со смехом обещал им самые красивые платья. В садах Хенералифе[147], таких же высоких, как Альгамбра, высаживали помидоры. Чалкучима присматривал за Сепульведой — не доверял ему. И не напрасно, ведь тот готовил побег своего господина.

У Карла уныние чередовалось с решимостью. Он часами молился в зале королей Львиного дворца — там, где его бабка Изабелла и дед Фердинанд провели первую мессу после взятия Альгамбры. Эти помещения располагались за периметром, отведенным ему в незавершенной постройке, — как раз в той части, которую занимали Атауальпа и его двор. Инка великодушно даровал ему такую свободу — в знак признания и уважения одного суверена другим.

На самом деле Карл не был настолько подавлен, чтобы нуждаться в долгих вечерах духовного созерцания. Это придумал Сепульведа. Зал королей открывал доступ в Львиный дворец, в свою очередь примыкавший к дворцу Комарес. Некогда молодой Боабдиль, запертый отцом в темнице башни Комареса, смог выбраться через окно, сделав веревку из связанных между собой шарфов, которые передала ему мать.