Цивилиzации

Атауальпа был не вправе навязывать ему указы в масштабе целой империи или даже одной Испании, но поручил Чалкучиме и Педро Писарро донести его предложение хотя бы до жителей Гранады. Молва вмиг разлетелась по белым улочкам Альбайсина и добралась до соседнего холма Сакромонте, где царил дух инквизиции, порождая страх и безысходность. Сначала сжигали евреев. Все понимали, что будет дальше: скоро начнут жечь морисков. Однако последователи религии мавров не могли себе представить, как это им вдруг придется признать других богов. «Аллах велик», — наперебой твердили они. Вообще-то, у них не было никакого желания расширять пантеон. Тем не менее перед глазами был пример еврейских выкрестов (сами мавры гонений на них не устраивали, все жили в мире и согласии), приходилось задуматься: разве выкрестов не заставляют перенимать ритуалы и верования повелителей-христиан? И главное — разве не вынуждены они под страхом смерти отказываться от собственных обычаев?

В конце концов, «Аллах велик» не означает, что велик одинАллах. Это изречение, возможно, даже допускает сосуществование одного бога с другими, менее значимыми божествами.

Некоторые взглянули на солнце новыми глазами.

19. Маргарита

Оставаясь узником в собственном недостроенном дворце, округлые очертания которого ассоциировались с чем-то иронично-горьким[137] (с чем именно, ему было никак не вспомнить), Карл не мог избавиться от меланхолии, но успокаивал нервы и поправлял здоровье за игрой, напоминавшей хнефатафл[138], в которой черные фигуры противостояли белым на деревянной доске, поделенной на шестьдесят четыре клетки. Не заметить иронию было трудно: цель игры — пленить короля.

Он научил правилам инкских полководцев, и если Чалкучима вскоре превратился в опасного соперника, то Кискис, который, когда позволяла служба, проводил с императором вечера за бесчисленными партиями, почти всегда проигрывал.

Однажды часовые Кискиса доложили о новой посетительнице. Это была королева, сестра короля Франции, явившаяся в Альгамбру просить двух императоров об аудиенции. Ее сопровождала несметная свита, а паланкин несла четверка белоснежных лошадей. Волосы ее были убраны с изумительным тщанием, плащ привлекал роскошеством материи. Ее облик и ее кастильский могли служить образцом изящества, несмотря на бледность ланит и акцент, отличавшийся от местного.

Правда, с Карлом она беседовала на незнакомом языке, и никто из китонцев не сумел догадаться, о чем они говорили. Однако присутствующие заметили, как побагровел Карл и в который раз чуть не задохнулся от гнева; Маргарита же (так звали эту королеву) обращалась к нему крайне холодно.

Восполнить пробелы, затрудняющие понимание этой сцены, китонцам помог Лоренцино, еще не успевший вернуться в родную Флоренцию: королева не впервые наносила императору визит. Лоренцино помнил, что, когда был еще ребенком, французский король проиграл какую-то битву и в результате попал в плен к императорским войскам. Его сестра Маргарита отправилась тогда к Карлу просить об освобождении узника, но тщетно. В итоге король Франциск[139] получил свободу дорогой ценой — пообещав противнику уступить немалые части своего королевства.

По всей видимости, именем брата и Франции Маргарита требовала теперь вернуть эти земли.

Вооружившись новыми сведениями, Атауальпа согласился принять ее в посольском зале.

Он все лучше понимал местное наречие, но желал, чтобы Игуэнамота по-прежнему исполняла обязанности толмача, ведь это оставляло ему время на размышление, пока она переводит слова левантинцев, а еще ему нравилось, когда она рядом: кубинская принцесса всегда приносила ему удачу — и приводила в замешательство собеседника.

На этот раз место Руминьяви справа от императора занял Лоренцино, чтобы прояснять возможные темные места в речах посетительницы.

И таких было предостаточно.

Королевство этой королевы, Наварра, находилось между Испанией и Францией, и Маргарита просила гарантий: пусть Карл откажется от любых посягательств на ее земли.

Король Франции желал вернуть территории на севере — Артуа и Фландрию, утраченные по итогам Дамского мира[140] четыре жатвы тому назад.

Он хотел, чтобы король Испании бесповоротно отказался от Бургундии — области, которая, похоже, представляла особую важность для обеих сторон.

Он также требовал передать под его власть два итальянских города — Милан и Геную.

Заходила речь и о местности под названием Прованс, и о городах Ницца, Марсель и Тулон.

Во всем этом для Атауальпы интереса было мало. Что ему Бургундия или Артуа? Что значат Милан и Генуя? Ничего. Нечто абстрактное. Даже меньше. Просто слово. Местá, о существовании которых он не подозревал еще одну жатву назад, одну луну, неделю, день. У Атауальпы были виды на Андалусию: он решительно отверг притязания Боабдиля, который хотел вернуть свое добро. Но без всякого зазрения совести отдал бы задарма куски не принадлежащей ему империи. Он мог бы скормить их собакам — велика важность! Ведь это всего лишь точки на карте.

Только зачем ему это делать?