Цивилиzации

Почтительность, с которой представали перед узником стекавшиеся отовсюду посланцы, обнадеживала Атауальпу: пока король Испании отдан ему на милость, у него в руках ценный товар. Карл сам утвердил его в этой мысли, когда в обмен на свое освобождение предложил оставить в заложниках двух его детей — юного наследного принца Филиппа, пяти лет от роду, и его сестру Марию, годом моложе. Предложение рассмешило Атауальпу. Карл тоже смущенно засмеялся, поглядывая на жену.

Каждого посетителя, которого Карл принимал в своем недостроенном дворце, затем препровождали в смежный дворец, принадлежавший прежним монархам, — там разместился Атауальпа. Он проходил по сумеречным залам и видел девиз Карла V, короля Испании и главы Священной Римской империи, начертанный на белой колонне, выделявшейся в центре керамической инкрустации в синей гамме: Plus ultre, что на ученом языке местных амаута означает «дальше предела»[130], — Атауальпа подумал, что неплохо будет его присвоить. Затем гость шел вдоль длинного огороженного пруда, в котором перевернутыми лодками отражались арки, — его охраняла внушительная красная каменная башня в форме куба с зубчатой окантовкой, — и, наконец, попадал в посольский зал, погруженный в слепящий мрак; в глубине зала были вырублены три ниши — сквозь них можно было бы смотреть на равнину и заснеженные горы Гранады, но окна закрывали ажурные витражи. Атауальпа сидел в амбразуре центрального окна. Справа стоял исполин Руминьяви. Слева возлежала на подушках принцесса Игуэнамота.

Посетитель, только что вошедший из залитого светом двора, щурился, ослепленный лучами, проникавшими сквозь глазницы окон, и едва различал в контражуре силуэты монарха и его советников, выраставшие перед ним асимметричными тенями. Над головой его нависал деревянный плафон великолепной работы с изображением звездного неба, который, в довершение всего, словно придавливал гостя к земле.

Это здесь Карл V, сравнительно недавно впервые увидевший зал, где его предки принимали капитуляцию прежних правителей, воскликнул: «Несчастен тот, кто лишился этой красоты». Он провел здесь восхитительные дни после свадьбы с королевой, правда, вынужден был сократить пребывание ради дел империи и с тех пор больше не возвращался. Узнав об этом эпизоде, Атауальпа сказал Карлу: «Несчастен тот, кто мог наслаждаться такой красотой, но не сумел воспользоваться этим, покуда была возможность». И утешал страдальца, показывая ему, что теперь тот может смаковать все прелести дворца, завоеванного его предками.

Одним из первых как нарочно объявился Боабдиль[131], бывший повелитель Гранады, изгнанный отсюда сорок жатв тому назад, — приехал что-нибудь попросить, вдруг дадут; ему ничего не дали. Старик в тюрбане возвратился в изгнание ни с чем и вскоре умер. Карла его появление взволновало, он даже признался своему окружению — и об этих словах доложили новому хозяину: «Я несчастнейший из несчастных».

Атауальпа принял совсем юного гостя из Флоренции, города амаута Макиавелли, чьи труды он штудировал в Саламанке. Юношу звали Лоренцино, он происходил из знатного семейства Медичи[132], и обуревала его какая-то страсть, судя по странным восклицаниям: «Эх, были бы республиканцы мужчинами!..» Ни Игуэнамота, ни Педро Писарро эту фразу не поняли, а он стал рассказывать Верховному инке о чудесных дворцах и удивительных сокровищах, рассчитывая втянуть его в какие-то замысловатые войны. Для начала он искал помощи, чтобы свергнуть кузена, короля Флоренции, распутника, тиранящего народ. Кискис, заинтригованный описаниями сказочных земель, уже мечтал скорее их увидеть, но Атауальпе ни о чем не говорил принцип политического правления, основанного на особой синьориальной коллегиальности, когда власть исходит от народа, а не от божественного Солнца, и полководец получил лишь обещание предоставить приют и защиту юному флорентинцу.

Из германского города Аугсбурга прибыл посланец семейства Фуггеров[133], которые, не будучи в сущности ни правителями, ни касиками, возглавляли своего рода айлью. Они вели торговлю, промышляли золотом и серебром. Посланник был одет очень просто, и Карл разговаривал с ним свысока. Однако китонцы почувствовали странное несоответствие. Ведь в левантинском обществе из золота и серебра не только делают украшения или атрибуты повелителя — они наделяют своего обладателя значительной властью и, отлитые в форме небольших плоских кругляшей, позволяют приобретать и обменивать самые разные вещи. Посланник Фуггеров убеждал императора внести плату за некие обязательства, прописанные на говорящих листах, заменявших кипу[134], а иначе обеспечение золотом и серебром прекратится. Такая перспектива, похоже, всерьез заботила Карла. Атауальпа же мыслями был далек и улыбался, вспоминая Андские горы, где эти металлы просто лежат под ногами.