Вдруг через площадь что-то просвистело, и в шею коню Карла V вонзилась стрела. Тут же более напористый, вибрирующий свист повторился, и коню в голову прилетел металлический шар диаметром не больше толщины пальца. И вот уже небо расчертили такие снаряды — все они летели во всадников. Стрелкам, засевшим на крышах, было приказано сначала убивать лошадей. Они метили в лошадиные морды из луков и пращей. Животные падали одно за другим с горестным ржанием. Послышались крики — кричали одно и то же: «
Вторую допустили аркебузиры, целившиеся в стрелков на крышах: со своих позиций, на таком расстоянии, они расстреляли весь свой запас, никому не причинив вреда.
Тогда церковные двери распахнулись, и оттуда хлынули конные воины-китонцы, вел их Атауальпа. Умение держаться верхом они унаследовали от пращуров и равных себе в этом искусстве не знали. Тактическое чутье и отвага, выкованная за время их одиссеи, решили момент атаки. Копыта лошадей застучали по мостовой; в окружение попал весь отряд левантинцев, еще больше уплотнившись из-за внезапного нападения, так что аркебузирам не хватало места, чтобы перезаряжать оружие: они прижимались друг к другу и натыкались на трупы лошадей, а тем временем часть королевской гвардии образовала внешнее оцепление и выставила вперед копья, чтобы никто не проник внутрь, отчего войско стало напоминать ежа, судорожно свернувшегося в клубок.
Теперь кольцо нельзя ослаблять, пресекая все попытки прорвать окружение. Лансьера, который пытается ранить лошадь и вырваться, бьет саблей по затылку всадник, едущий следом. На солдат без щитов продолжает сыпаться град стрел и метательных шаров, подбираясь к сердцу ежа. «
Испанцы гибнут, но и боеприпасы кончаются, а те, кто еще стоит на ногах, трубят в рога, снятые с трупов товарищей, и зовут на помощь. Оставшаяся на равнине армия вот-вот придет в движение, нужна развязка, иначе все пропало. Быстрое завершение. Руминьяви хлещет своего коня, скачет прямо на копья и, перемахнув через них в умопомрачительном, невероятном прыжке, приземляется за оцеплением из пик; конь топчет людей, а сам Руминьяви разит их справа и слева большим молотом и плющит доспехи, как отбивные.
Брешь пробита, все устремляются туда. В этот миг китонцы превращаются в демонов, жаждущих крови, и топорами прокладывают сквозь живую массу коридор, который должен привести их к королю — они не забыли, что это их цель, но руки-убийцы орудуют неистово, и нельзя поручиться, что все помнят о приказе взять Карла живым.
Атауальпа уже здесь, верхом вместе со всеми попирает живых и мертвых, стремится к центру схватки и в гуще дерущейся толпы различает доспехи короля: они по-прежнему сверкают под палящим солнцем, но гнутся под натиском тел, поэтому инка также принимается рубить саблей всех подряд без разбору — левантинцев, китонцев, ведь он знает, что от жизни Карла зависит, будет ли жить он сам и его воины.
Карл сражается смело, герцог Альба сражается и гибнет подле него от удара шпагой, герцог Миланский[124]
сражается и гибнет от удара топором, испанский поэт Гарсиласо де ла Вега[125] гибнет, заслонив своего короля от клинков, которые свистят в воздухе и ищут бреши в доспехах, да и Карла тоже вот-вот настигнет смерть: он падает и под весом своих доспехов не может подняться, точно черепаха, а китонцы готовы его растерзать — набрасываются подобно псам, делящим кусок мяса, и, как трофей, рвут на части его кирасу. Но Карл отбивается, он еще не убит и корчится, как раненый зверь, так что добить его атакующим не так просто.Наконец до них добирается Атауальпа, но теперь обе армии словно забыли об императорах; воины не слушаются его окриков, их не остановить, приходится хлестать их полотном топора и вздыбливать коня; затем, оказавшись все-таки рядом с королем, он разворачивает животное, спрыгивает и поднимает Карла.
У короля пострадали щека и кисть, из перчатки капает кровь, его облачение сорвано, он полуобнажен, но обхватившая его рука Атауальпы действует, как спасительный магический бальзам: атакующие внезапно пробуждаются от кровавого наваждения, десницы мести замирают. Бой окончен. Солнце по-прежнему опаляет площадь. Большая стрелка на циферблате башенных часов вернулась в исходную точку.
17. «Инкиады». Песнь I, строфа 11
Мне ни к чему тревожить ум заботой
И вымыслам бесплодным предаваться.
Не льстивых муз измышленные оды,
А правды песнь здесь будет раздаваться.
Историей великого народа
Я целый мир заставлю упиваться.
Мы превзошли Руджьера и Роланда,
Пред нами меркнет доблесть Родоманта.
18. Гранада