Еще один вопрос, к пониманию которого Чалкучима, по собственному мнению, стал ближе, касался так называемых благих дел. Надо или не надо совершать добрые поступки в надежде обрести спасение? Протестанты твердо верят, что это не поможет и обстоятельства их бытия после смерти абсолютно не зависят от их поведения при жизни. Добрые дела надо совершать бескорыстно, вдохновляясь лишь примером приколоченного бога, а не из желания получить за это награду. Чалкучима не стал спрашивать Меланхтона, как в таком случае приколоченный бог решает, кто спасется, а кому — гореть под землей. Откровенно говоря, местные суеверия интересовали полководца только в той мере, в какой сулили политическую выгоду. Возникающие в связи с ними вопросы и вытекающие моральные проблемы оставляли его равнодушным.
Чего не скажешь о Меланхтоне. Тот задал много вопросов: его занимал край, откуда прибыл гость, местные обычаи, божества; он спросил, воюют ли там между собой, есть ли рабы, знают ли в тех местах о приколоченном боге, вознаграждает ли бог Солнце праведников, карает ли злодеев. Его чрезвычайно интересовало местонахождение Тауантинсуйу. Кажется, он яснее других понимал, что китонцы — не индийцы, с которыми их постоянно путают.
В общем, Чалкучиме показалось, что его собеседник открыт для общения и переговоров. Но тот с полуслова дал ему понять, что с Лютером будет не так просто, что нрав верховного священника Реформации порой бывает крутым и, по общему мнению, не улучшается с течением времени.
Завершилось все разговорами на отвлеченные темы. Когда было выпито много пива, рыжебородый амаута как бы между прочим заметил: «Аугсбург — это немецкая Флоренция, а Фуггеры — Медичи нашего времени». Чалкучима счел эту брошенную походя реплику достойной внимания своего господина и потому ее передал.
55. Лютер
Первая встреча состоялась во внушительном здании, называвшемся
Лютер напомнил Атауальпе разъяренного быка — Верховный инка восседал на возвышении между Игуэнамотой и Чалкучимой, когда перед ним предстал вождь протестантов. Слова священнослужителя звучали как удары топора, Меланхтон переводил на испанский. Речь его, впрочем, была путаной, следить за мыслью оказалось непросто. Он много говорил о евреях, которых обвинял в страшных преступлениях и желал им всем злейшего из зол. Послушать его, так они — «вместилище дьявольских экскрементов» и грех их не убивать. Их как минимум следует изгнать из Германии, точно бешеных псов, а домá сжечь.
На эту тему Лютер распространялся около часа кряду. Атауальпа слушал молча, бесстрастно, как водится в подобных случаях (хотя надо сказать, что нынешние обстоятельства сравнению все же не поддавались), и ничем не выдал недоумение.
Затем Лютер заговорил о прибывших к нему заморских гостях.
У него нет сомнений, что Атауальпа со своей свитой послан богом покарать грешников и очистить церковь.
Солнце, которому они поклоняются, — не что иное, как метафора Господа, так что Атауальпа, по всей видимости, если не перевоплощенный мессия, то уж верно новый пророк или ангел, ниспосланный на землю.
Между тем он, Лютер, также избран Господом ради воцарения справедливости, так что молчать он не может, нет, не станет он молчать. Он просто обязан предупредить Верховного инку: негоже, чтобы эта женщина (он указал пальцем на Игуэнамоту) находилась с ним рядом. Меланхтон запнулся, переводя, но все и так поняли его слова — даже те, кто не знал немецкого.
С некоторых пор Игуэнамота решила ходить в одежде: в этих краях климат был прохладнее. Но до Лютера наверняка долетали слухи об обнаженной принцессе. Естественно, он подозревал, что она послана дьяволом. Игуэнамоту это позабавило. И тогда на глазах у всех была разыграна та фантастическая сцена, которую живописец Кранах запечатлел на знаменитом полотне: принцесса встала, и ее платье как будто невзначай соскользнуло вниз, явив перед потрясенной аудиторией ничем не прикрытое тело.
Она предстала перед ним гордо, вызывающе, с дерзкой улыбкой на устах, вызвав в зале одновременные крики негодования и восхищения, смешавшиеся в общий гул, и даже смешки. Забыв о почтительности и направив гневный перст в сторону обнаженной кубинки, Лютер выдал: «Мужчины широки в плечах, но узки в бедрах. И наделены умом. У женщин плечи узкие, а бедра широкие — чтобы рожать детей и сидеть дома».
Продолжение встречи решили перенести.
56. Дилемма
— Убей его, — твердила Игуэнамота.
Но это было не так просто.
Устранив Лютера, он выполнил бы свою часть уговора с Фуггером, и это гарантировало бы, что банкир обеспечит его сотнями тысяч гульденов, необходимых для покупки голосов двух протестантских выборщиков. Но одновременно он оттолкнул бы от себя тех же выборщиков, а с ними и всех князей — сторонников строптивого монаха, примкнувших к Шмалькальденскому союзу.