Цивилиzации

Справиться с этой коалицией военными средствами он не мог: Кискис с третью его армии находился в Испании и в случае чего должен был отразить нападение Сулеймана или Фердинанда, а еще треть он рассредоточил в Бельгии и западной Германии.

Однако мирного избрания ему тоже было не добиться, ведь его условием оставались как смерть, так и одобрение Лютера.

Пока Атауальпа размышлял, в Виттенберг стекалась толпа. Казалось, встреча Лютера и Верховного инки всколыхнула в народе по всей стране великую надежду. Конечно, никто не забыл дела прошлого — измену Лютера, когда тот отверг Томаса Мюнцера и повелел князьям расправиться с восставшими крестьянами, но ныне умами завладели двенадцать статей эльзасского крестьянства: все надеялись, что император Атауальпа распространит на Германию свой новый закон от и до. На рыночной площади и улицах городка народу все прибывало.

Чалкучима тем временем вновь отправился распивать пиво с Меланхтоном, пытаясь спасти исход встречи.

Субтильный бородач убедил своего друга Лютера принести извинения перед тем, как дискуссия продолжится.

Теперь предстояло обсудить важный момент: статус религии божественного Солнца. По очевидным политическим причинам, трактовка, относящая ее к ереси или религии лжепророка Магомета, исключалась. Победы Атауальпы свидетельствовали, что Господь на его стороне. Если на то пошло, поражение королевств Пятой Четверти, несомненно, стало карой Господней, ниспосланной за растленность, и в очередной раз доказывало истинность лютеранских тезисов. И потому мудрец Лютер рассматривал Атауальпу как посланника Божьего, но не дьявольского и, по здравом размышлении, мог бы признать религию Верховного инки метафорой или версией Евангелия, адаптированной для народа по ту сторону моря, как Ветхий Завет в представлении приверженцев приколоченного бога есть собрание повествований, предваряющих и предвосхищающих Новый.

— Вроде эскиза? — спросил полководец.

— Скорее вариации на ту же тему, — ответил хозяин дома.

Тогда Чалкучима спросил, как понимать рассуждения Лютера о евреях.

От этого вопроса Меланхтон отмахнулся:

— Никак. С возрастом он стал одержим этой темой, это его слабая струна, лучше с ним не спорить. Пусть просто выговорится.

Решено было, что следующая встреча пройдет в церкви того же замка. Визит обнадежил Чалкучиму и даже слегка воодушевил, но, надо сказать, выпил он много. Зато слово в слово донес до своего господина совет, который дал ему Меланхтон: «Пусть говорит, по возможности соглашайтесь на всё. Тогда и он согласится».

57. Замковая церковь

Прошла молва, будто приехал великий амаута Эразм собственной персоной, притом что еще несколько жатв назад распространилась весть о его кончине в Базеле, куда он некогда бежал, скрываясь от религиозных преследований. Уже только это говорило об исторической значимости, которая придавалась встрече двух величайших реформаторов текущего века. Но чем она обернется, предвидеть не мог никто, и вся Германия, да что там — вся Пятая Четверть до самого Рима ждала, затаив дыхание.

Город бурлил все заметнее. В ходу были брошюры и печатные листы. Из рук в руки передавались двенадцать статей с иллюстрациями, портретами Атауальпы, Мюнцера и младенца Йохана. Все стены разрисовали шнурованными башмаками. Памфлетисты окрестили Лютера «виттенбергской отбивной». Крестьяне продолжали стекаться толпами и устроили лагерь у городских ворот, так что выборщик Иоганн Фридрих вызвал в помощь несколько полков ландскнехтов, чтобы людской поток не хлынул через край. Стяги с изображением радуги соседствовали с саксонскими.

Вместе с тем в замковой церкви выказывались сплошь благие намерения. Лютер публично принес извинения Игуэнамоте. И сказал, что религию Солнца можно принять как евангелическую метафору. Он, конечно, сурово осуждает собравшихся снаружи сектантов и фанатиков, которые хотят перевернуть Божественный порядок, и требует, чтобы все присутствующие решительно отвергли призывы к насилию. Он не называл вещи своими именами, но было ясно, что это намек на двенадцать статей. Да, он готов признать законность отдельных требований. («Наконец-то!» — подумали одни. «Поздновато», — сказали другие.) Он также призвал князей поступить по совести и поделиться всем, чем возможно. И меньше клял евреев.

Атауальпа, в свою очередь, согласился поменяться ролями: он занял место в первом ряду среди прихожан, на деревянной скамье, рядом с ним села Игуэнамота, милостиво принявшая извинения Лютера, а монаху дали подняться на кафедру, то есть обратиться к ним сверху вниз, чего в обычные времена Верховный инка ни за что бы не допустил. «Империя стоит обедни»[221], — со смехом сказал он выборщику. Чалкучима и Меланхтон стали встревоженно переглядываться, когда Лютер снова начинал поносить евреев, но в целом в его речи это была пустая шелуха.