Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Предложенная здесь интерпретация не преуменьшает саморазрушительного потенциала советской модели. Но должно быть ясно, что рассматриваемые институциональные паттерны допускали использование стратегий нейтрализации, компенсации и отклонения, что позволяло коммунистическим режимам справляться с повторяющимися кризисами. Некоторые хронические структурные слабости (отличавшие экономику столь же неспособную к инновациям, сколь и не отвечавшую запросам потребителей) долгое время перекрывались успешным достижением более значимых стратегических целей. Частичные уступки (особенно после 1956 года) могли служить преобразованию или рутинизации взаимоотношений между государством и обществом и предотвращению угрозы открытого конфликта, а стратегическое сочетание геополитической активности с постепенным ростом уровня жизни (характерное для раннего брежневского периода) можно рассматривать как попытку избежать открытого столкновения с более фундаментальными проблемами. Поэтому окончательное соскальзывание за линию невозврата можно понять только в контексте исторических условий, которые усугубляли структурные проблемы и навязывали новые решения, сопровождавшиеся непреднамеренными последствиями. Более того, необходимо учитывать двойственный характер крушения: внутренний для каждого отдельного режима и разворачивающийся в глобальном контексте. Мы можем пока лишь наметить общее направление дальнейшего анализа. Коротко говоря, следует различать пять вариантов отказа от модели и последующего транзита. Самоликвидация советского имперского центра выглядела наиболее эффектно и имела решающее значение. В данном случае проект политических реформ, призванный рационализировать и цивилизовать имперские властные структуры, породил дезинтеграционный процесс, который вскоре вышел из-под контроля. Стратегия системной адаптации была подорвана невниманием к некоторым проблемам (таким, как динамика наций и национализма) и непоследовательным подходом к другим (особенно в экономической сфере). Ускорение изменений в Советском Союзе и заметное ослабление имперского контроля проложили путь для более быстрого транзита в Восточной Европе, где структурная слабость зависимых режимов привела к тому, что первые шаги к демонополизации власти быстро переросли в их полный крах. В сочетании с центробежными стратегиями политических элит в различных советских республиках этот геополитический провал стал сильным ударом по легитимности и самооценке советского центра и тем самым ускорил его крушение. Китайский транзит шел собственным путем: в ретроспективе кажется ясным, что характерное для советской модели сочетание партии-государства и командной экономики не могло быть восстановлено после упадка маоизма в конце 1970‐х годов. Мы можем тем самым говорить о более длительном, автономном и во многих отношениях еще не завершенном выходе из коммунизма. В данном контексте советский пример рассматривался как двойной урок: он выявил потребность в сохранении монополии партии на власть, а также и в разработке альтернативной экономической стратегии. Четвертую категорию образуют небольшие государства, находившиеся вне сферы прямого советского или китайского контроля, но с неизбежностью затронутые кризисом, который развернулся в глобальных масштабах. Как скорость, так и способ транзита здесь существенно различаются (рассматриваемые случаи включают Албанию, Вьетнам, Северную Корею, а также «афромарксистские» режимы). Общий знаменатель может быть найден только в стратегиях и динамике местных властных элит, приспосабливающихся к резкому изменению исторической ситуации относительно контролируемым способом. Наконец, Югославию следует рассматривать как особый случай. Аномальный вариант советской модели, который долгое время считался более способным к адаптации, чем другие, потерпел крушение особенно насильственным путем, и национальные конфликты затмили все другие проблемы.