Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Менее чем через десятилетие за гражданскими войнами последовала новая волна насилия. Стивен Коткин верно описывает результаты ускоренной коллективизации и стремительной индустриализации как «триумфальный провал»180. Не существовало сомнений относительно индустриализации как долгосрочной цели режима, но было более спорным, каким образом и насколько быстро следовало усилить государственный контроль над сельским хозяйством. Миф о том, что Сталин принял программу побежденной левой оппозиции, удивительным образом получил широкое распространение в западной науке. В действительности сталинская революция была, как отмечают Гетти и Наумов, «энергичной кампанией, а не политическим курсом»181. Иными словами, это была поспешно импровизированная реализация ранее существовавшей, но смутной цели, что включало насилие таких масштабов, которые не были предусмотрены какой-либо программой. Кампания завершилась успехом в том смысле, что режим пережил вызванный им самим хаос и перешел к ускоренной индустриализации. С другой стороны, издержки, насилие, катастрофические долговременные последствия в деревне и широко распространенное недовольство в народе, как и внутри партии, оправдывают ее описание как провала. Этот неоднозначный результат напоминает о гражданских войнах: безжалостно проведенная кампания завершилась победой, но такой ценой и с такими последствиями, которые усилили неустойчивость режима. Воздействие этой второй волны насилия было кумулятивным и в свою очередь имело решающее значение для следующего раунда.

Многое еще остается непостижимым и сбивающим с толку в Больших чистках 1936–1938 годов, но кажется, что исследования, основанные на архивных материалах, подтверждают комплексную интерпретацию этих событий. Представления о бойне, заранее обдуманной и полностью контролируемой Сталиным, либо о хаотичном взрыве насилия, выходящем за рамки чьих-либо намерений, не являются сегодня убедительными. Центральная роль Сталина не вызывает сомнения, как и трансформация его правления через диктатуру в деспотизм; Большие чистки обозначили переход к этой последней стадии. Сталин, очевидно, увидел в «триумфальном провале» одновременно возможность и обоснование для установления деспотической власти. Но преследование им этой цели взаимодействовало с множественными тенденциями и силами, а результат не являлся предопределенным и однозначным. Всеобъемлющее беспокойство внутри правящей элиты, вызванное несовершенством механизмов контроля над обществом, а также впечатляющим, но ненадежным прорывом сталинских кампаний и усиленное страхом перед надвигающейся войной, было той атмосферой, в которой в 1936 году стали разворачиваться события. Более резкая паника могла быть вызвана случайными событиями, и убийство Кирова в 1934 году было такой искрой (аргументы Коткина против точки зрения, согласно которой оно было спровоцировано Сталиным, кажутся убедительными). Сыграли свою роль соперничество между группами внутри партийно-государственного аппарата, трения между институтами и, что не менее важно, обеспокоенность национальными устремлениями в республиках. Все это происходило в контексте политической культуры, предрасположенной к насильственным решениям и эскалации конфликтов. К тому же прогрессирующие упрощение и ритуализация политического языка делали невозможной адекватную артикуляцию проблем. Вся властная структура сошла с рельсов, создавая как риски, так и возможности для автократического правителя, который в итоге вернул все под более непосредственный персональный контроль.

Вторая мировая война началась менее чем через год после окончания Больших чисток. Мы можем лишь строить предположения о возможном ходе событий, если бы война началась позже. Общепризнано, что победа над нацистской Германией заново легитимировала сталинский режим на длительный срок. Но более обескураживающий факт состоит в том, что победа в войне могла в некоторой степени быть использована для оправдания чисток. Даже на Западе идея о том, что террор 1936–1938 годов сделал Советский Союз лучше подготовленным к войне, после 1945 года иногда считалась заслуживающей доверия.