Читаем Цивилизационные паттерны и исторические процессы полностью

Одним словом, понятие «капитализм» вошло в широкий, хотя и не однозначный оборот (понятия рыночного общества и рыночной экономики до сих пор остаются в ходу), но это запустило новый виток дискуссий. Упомянутые выше классические альтернативы составляют важную часть оснований современных дебатов. В статье нет возможности останавливаться на этом подробнее, но поскольку исторические рамки аргументов, развитых в трех следующих разделах, охватывают последнюю четверть ХХ века, то есть период, начавшийся с окончанием холодной войны, постольку краткий ретроспективный экскурс может быть уместен.

Задним числом не так и очевидно, кто или что вышли победителями в 1989‐м и последующих годах (китайский сиквел холодной войны в долгосрочной перспективе может казаться имеющим наибольшие шансы на успех); но в то время самые влиятельные взгляды предполагали полную победу западных институтов в целом и капитализма в частности. Успех последнего, как полагали, дискредитировал саму идею альтернативного экономического порядка; даже идея значимых различий внутри капиталистического мира потеряла почву под ногами. Автор известной книги о борьбе между англосаксонским и рейнским капитализмом197 отказался в начале 1990‐х от своего мнения и провозгласил победу англосаксонской версии капитализма. На более открыто идеологическом уровне капитализм мог быть интегрирован в представления о конце истории и легитимирован в качестве естественной формы экономической жизни, к которой пришли после долгой череды разрушений под действием внеэкономических сил, или в качестве единственной жизнеспособной экономической альтернативы для современных обществ.

Такой ход вещей и идей явно не способствовал критическому осмыслению капитализма. Но дискуссии возобновились, и немалый импульс этому придали эмпирические данные о трендах, которые не очень-то вписывались в представления fin-de-siècle. Устойчивые специфические особенности развития Восточной Азии – не в последнюю очередь необычайное зрелище капитализма, расцветающего под эгидой китайского партии-государства и особым образом приспосабливающегося к этой среде, – поставили под сомнение униформистские убеждения (и речь не о попытках выставить Восточную Азию жертвой «кумовского капитализма», отличного от нормального западного капитализма). Еще одним источником переосмысления этой проблемы стала неспособность посткоммунистического капитализма в Центральной и Восточной Европе оправдать ожидания сторонников шоковой терапии в этом регионе после 1989 года. Наконец, европейские ожидания синергии между прогрессирующе глобальным капитализмом и региональной политической интеграций оказались обманутыми. Такого рода иллюзии отражены в политических решений ЕС 1990‐х годов. И отсутствие альтернатив по-прежнему позволяет этим иллюзиям функционировать в качестве «имманентной идеологии» в том смысле, в котором ее определял Майкл Манн198. Однако тем или иным образом вопрос о непостижимой, неконтролируемой и непредсказуемой динамике капитализма встает в рассуждениях о проблемах Европейского союза. Например, Вольфганг Штреек утверждает, что современный кризис ЕС следует понимать как кризис сосуществования капитализма и демократии199.

Финансовый кризис, разразившийся в 2008 году, дискредитировал веру в триумф капитализма, которая была наиболее отчетливо выражена в мифе о новой экономике без периодических провалов («никаких больше взлетов и падений»). В свою очередь это спровоцировало новую волну критических оценок. Возобновились разговоры о финальном кризисе, но они явно были преждевременными. Куда более серьезной была дискуссия о среднесрочном будущем или конце капитализма200, особенно когда о нем рассуждают как об a priori не имеющем исключений из прогрессивных альтернатив. Этот пример по меньшей мере позволяет понять, что через четверть века после его величайшего триумфа капитализм был репроблематизирован: вновь звучат вопросы о том, что он дает и берет взамен, о его последовательности и устойчивости.

Если мы попытаемся проследить развилки и разветвления дебатов о капитализме, то первой точкой, которую необходимо выделить, будет различие между марксистскими и немарксистскими подходами, которое в настоящий момент уже не выглядит столь значимым. Попытки основывать анализ капитализма непосредственно и исключительно на марксизме едва ли получают признание у современных исследователей; дух, если не буква Kapitallogik, по всей видимости, уцелел на обочинах немецких дискуссий201. Однако для целей настоящей статьи это не релевантно. С другой стороны, вполне очевидно, что критической теории капитализма не построить без использования прозрений Маркса. И наиболее интересными интерпретациями капиталистического развития являются те, которые сочетают марксистский импульс с подходами других классиков, таких как Зиммель, Вебер, Шумпетер, и иногда с аргументами следующих поколений ученых, от Броделя до Лумана.

<p><strong>Единство и разнообразие</strong></p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

«В мире, перегруженном информацией, ясность – это сила. Почти каждый может внести вклад в дискуссию о будущем человечества, но мало кто четко представляет себе, каким оно должно быть. Порой мы даже не замечаем, что эта полемика ведется, и не понимаем, в чем сущность ее ключевых вопросов. Большинству из нас не до того – ведь у нас есть более насущные дела: мы должны ходить на работу, воспитывать детей, заботиться о пожилых родителях. К сожалению, история никому не делает скидок. Даже если будущее человечества будет решено без вашего участия, потому что вы были заняты тем, чтобы прокормить и одеть своих детей, то последствий вам (и вашим детям) все равно не избежать. Да, это несправедливо. А кто сказал, что история справедлива?…»Издательство «Синдбад» внесло существенные изменения в содержание перевода, в основном, в тех местах, где упомянуты Россия, Украина и Путин. Хотя это было сделано с разрешения автора, сравнение версий представляется интересным как для прояснения позиции автора, так и для ознакомления с политикой некоторых современных российских издательств.Данная версии файла дополнена комментариями с исходным текстом найденных отличий (возможно, не всех). Также, в двух местах были добавлены варианты перевода от «The Insider». Для удобства поиска, а также большего соответствия теме книги, добавленные комментарии отмечены словом «post-truth».Комментарий автора:«Моя главная задача — сделать так, чтобы содержащиеся в этой книге идеи об угрозе диктатуры, экстремизма и нетерпимости достигли широкой и разнообразной аудитории. Это касается в том числе аудитории, которая живет в недемократических режимах. Некоторые примеры в книге могут оттолкнуть этих читателей или вызвать цензуру. В связи с этим я иногда разрешаю менять некоторые острые примеры, но никогда не меняю ключевые тезисы в книге»

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология / Самосовершенствование / Зарубежная публицистика / Документальное