Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Тематический подход выглядит более релевантным. Я выделяю три центральные проблематики, каждая из которых базируется на противоположных, но взаимосвязанных понятиях. Начать хотя бы с того, что между единством и разнообразием капитализма существует непреложное противоречие. Если опираться на prima facie свидетельства капитализма в множестве форм и обличий, то о каком-либо единстве капитализма можно теоретически рассуждать лишь на основе разнообразия; таким образом, прежде чем обращаться к возможным версиям единства капитализма, лучше сначала исследовать вопрос о его разновидностях. Не вполне очевидно (по крайней мере для меня), когда понятие «разновидностей капитализма» было впервые использовано, хотя тот факт, что идея этого имеет куда более долгую историю, чем термин, не вызывает сомнений. В этом отношении не будет лишним обратиться к классическим прецедентам. Например, Макс Вебер – вопреки его сильному акценту на универсальной значимости современного западного капитализма – по крайней мере упоминал различие между капитализмом как результатом внутренней динамики и как импортированным продуктом. Последнее, как он себе это представлял, было характерно для Японии и, вероятно, для Китая. Последующие исследования в этой традиции, без сомнения, пролили бы свет на различные последствия этих двух моделей, но сам Вебер этим не занимался. Начало продолжительной дискуссии о различных версиях капитализма может быть возведено к 1980‐м годам, когда основным кейсом были восточноазиатские – прежде всего и особенно японские – результаты экономического развития и особая роль государства в этом контексте. Центральное место в этом исследовательском поле занимала работа Чалмерса Джонсона о Японии. Следует отметить, что он апеллировал к капиталистическому девелопменталистскому государству, тем самым с очевидностью демонстрируя, что японское «чудо» следовало рассматривать как версию капитализма; последующие споры о девелопменталистском государстве не всегда отдают ему должное за это.

В 1990‐х годах работы о разновидностях капитализма оказались в тени прямолинейной и триумфалистской идеологии. Тема разновидностей вновь приобрела актуальность в новом веке, особенно после начала финансового кризиса. Однако она не всегда формулировалась одинаковым образом. К настоящему моменту можно выделить несколько вариаций на тему этих разновидностей. Наиболее широкое обсуждение получила модель, предложенная Питером Холлом и Дэвидом Соскисом202, которая сфокусирована на организационной структуре и взаимоотношениях капиталистических фирм. Хотя этот подход способствовал ценным эмпирическим исследованиям, его микроэкономический уклон делает его неудовлетворительным для тех, кто исследует капиталистические формации из более широкой историко-социологической перспективы. Подобное расширение исследовательского фокуса может предполагать акцент на действиях государства или культурных паттернах экономической жизни. Восточная Азия стала излюбленным предметом по обеим из этих причин; ни девелопменталистское государство, ни понятие конфуцианского капитализма не могут рассматриваться как полностью изученные темы. То же самое верно и для вопроса об имперских предпосылках капиталистического развития в Японии и Китае – по-разному структурированных, но в обоих случаях укорененных в местных культурных, а также политических традициях203.