Она слышит отдалённый лай над торгующейся толпой, резко сворачивает налево, минуя повозки, кибитки и киоски, в которых торгуют всевозможными заклинаниями и ингредиентами. В одном из них мужчина взвешивает горсти блестящих сушёных чёрных жуков. В другом худая женщина демонстрирует действие заклинания силы, жонглируя огромными железными гирями.
– Извините меня, – говорит Хоуп, протискиваясь между двумя магами, спорящими о лучшем способе сотворения заклинания дождевой тучи.
Когда она слышит первый крик, то думает, что Оливер, должно быть, напугал кого-то или, возможно, запутался в ногах мага и подставил ему подножку. Но затем раздаётся ещё один крик, и ещё один. Звучат разрозненные крики шока и страха, и Хоуп чувствует, как в её животе образуется тяжёлый комок ужаса, поскольку интуиция подсказывает ей: происходит что-то ужасное.
Она недостаточно высока, чтобы видеть поверх толпы, но что-то привлекает внимание каждого мага на рынке. Они поворачиваются как один, прикрывают рты и что-то бормочут друг другу. Атмосфера рынка, ещё несколько мгновений назад такая яркая и оживлённая, стала жуткой и тягучей.
Хоуп проталкивается сквозь толпу, стремясь хоть мельком увидеть то, что вызвало такой переполох. И когда она наконец протискивается к месту, откуда может как следует всё разглядеть, то замирает на полпути. Непроизвольный вздох страха вырывается из неё.
Рыночная толпа расступилась, освобождая дорогу своре псов размером с лошадь. Их шерсть представляет собой спутанные массы густого чёрного меха. Плоть их ртов отодвинута назад, обнажая гнилые клыки размером с кинжалы. Их огромные головы поворачиваются по сторонам, их белые светящиеся глаза обшаривают толпу. Когда они двигаются, их тяжёлые лапы оставляют глубокие отпечатки на вытоптанном сером лугу.
Это Псы-потрошители.
Глава 17. В которой преподают урок
На спинах Псов-потрошителей сидят тёмные всадники, Чёрные Мундиры, завёрнутые в рваную чёрную материю, их лица скрыты глубоко в тени складок капюшонов. Запах, исходящий от этой кошмарной стаи, древний, сухой и чуть разлагающийся. Хоуп, конечно, знает почему. Сэнди объяснил ей, что Чёрные Мундиры – это духи умерших, вырванные из места их упокоения за рекой.
«Могут ли они вспомнить, кем были? – спросила она его однажды. – Помнят ли они свою жизнь? Людей, которые их любили?»
Сэнди покачал головой.
«Не думаю, душенька, – сказал он. – Я полагаю, её магия лишает их всего этого. Скорее всего, они даже не знают, что были живы».
Из толпы на рынке Хоуп смотрит на Чёрных Мундиров. Сейчас их больше, чем когда-либо. По крайней мере, говорят, что их число растёт по мере увеличения силы Некроманта.
Комок ужаса подступает к её горлу, когда она не в первый раз задумывается, стали ли её родители Чёрными Мундирами, забрала ли Некромант их из мирной загробной жизни?
«Ничего хорошего из этого не выйдет, – сказал ей Сэнди. – Они уже не те люди, которыми были при жизни. Теперь они всего лишь энергия. Ещё одна причина, как будто нам мало остальных, чтобы разрушить заклинание Некроманта».
Вскоре Чёрные Мундиры останавливают своих собак и замирают на месте, а из задних рядов стаи появляется нечто такое, отчего у Хоуп перехватывает дыхание. Белый медведь, размером даже больше, чем Псы-потрошители, движется к началу стаи. Это красивое, пугающее существо с гладкой шерстью, такой же чистой, как снег в тундре на фоне ночной темноты, с чёрными глазами и чёрным носом. На спине медведя едет женщина. На ней платье из странного блестящего серебристого материала, который, кажется, почти светится в сером свете фонарей лунного рынка. У неё тёмные волосы, ниспадающие на плечи, строгое и холодно-красивое лицо с заострёнными скулами и большими серыми глазами.
«В этих глазах есть что-то знакомое», – думает Хоуп. Вид этой женщины одновременно очаровывает и тревожит её. Она не может оторвать взгляда от того, как женщина подъезжает на медведе к главе стаи, останавливается и смотрит на рынок.
Именно в этот момент Хоуп ощущает знакомое покалывающее тепло цвета на своих руках. Возможно, это вызвано страхом или шоком. Она резко вздыхает, опускает взгляд и видит, что кожа на пальцах становится коричневой, а краска растекается по рукам и окрашивает рукава пальто.
– Не сейчас, – шепчет она. – Пожалуйста, не сейчас!
Она засовывает дрожащую руку в карман, достаёт пузырёк с лекарством и делает глоток, вздыхая с облегчением, когда цвет останавливается, а затем отступает. Её сердце бьётся, как крылья зимородка. Хоуп поднимает взгляд на женщину на медведе, а затем на Чёрных Мундиров и Псов-потрошителей, и, к своему ужасу, она видит, что несколько собак принюхиваются к воздуху и рычат. Неужели уже слишком поздно? Могут ли они последовать за отголоском цвета к ней?