Её тело наполняется жаром, светом и теплотой. Она открывает глаза и видит, что у неё коричневые руки, а платье голубое. На этот раз цвет насыщенный, сияющий ослепительно, мощно.
Псы-потрошители скулят и отступают от интенсивности цвета, исходящего от Хоуп. Они взбрыкивают и трясутся, сбрасывая своих всадников в чёрных балахонах.
Хоуп оглядывает их всех, и она больше не чувствует страха.
Когда она говорит, её голос мощным эхом разносится по залу.
– Оставьте. Нас. В ПОКОЕ!
Она сжимает кулаки, когда сила в ней достигает раскалённого добела максимума и пещера наполняется пылающим цветом. Свечение каждой точки света на покрытых водорослями стенах меняется с серо-белого на ослепительный зеленовато-голубой. Цвет становится всё сильнее и сильнее, ярче и ярче, а Псы-потрошители и Чёрные Мундиры воют, кричат и пытаются убежать.
Затем, издав последний яростный вопль, Хоуп освещает помещение так ярко, что она прикрывает глаза рукой и кричит.
А потом всё стихает.
Интенсивность цвета ослабевает, хотя он и не покидает пещеру. Моргая, Хоуп оглядывает комнату в поисках Псов-потрошителей.
Но их там больше нет.
Вместо этого тени монстров выжжены на стенах, как будто обжигающая сила цвета Хоуп оставила отпечаток на мире, шрам там, где раньше были эти противоестественные существа.
Сэнди кашляет, приводя её в чувство, и она, задыхаясь, возобновляет обыск его карманов, находит крошечный флакончик лунного света, открывает его и выливает на пузырящуюся, гноящуюся рану.
Сэнди кричит. Он царапает воздух, и его глаза закатываются. Затем он глубоко вздыхает, моргает, и его глаза открываются, яблочно-зелёные и живые.
– Хоуп, – говорит он едва слышным голосом. – Ты сделала это.
Она помогает ему выбраться из пещеры, принимая на себя большую часть его веса. Его нога выглядит лучше, чем раньше, но она будет удивлена, если не появится каких-то необратимых повреждений. Они добираются до кибитки, где Сэнди умудряется забраться на сиденье кучера. Затем она спешит к противоположной стороне повозки, к тому месту, где упал Оливер.
Маленький пёсик лежит на животе, в сознании и совершенно ошеломлённый.
– Это, – говорит Хоуп, грозя пальцем, – было самым глупым, неразумным… самым храбрым поступком, который я когда-либо видела! – Она берёт его на руки и целует в пушистую голову, а он лижет её лицо. – Никогда больше не делай ничего подобного.
– Это был момент безумия, – говорит он, его голос немного вялый из-за удара. – У нас есть сосиски?
Она смеётся, относит его к двери и осторожно кладёт в кибитку. В глаза ей бросается отблеск света, она оборачивается и видит, как занавески повозки налогового инспектора резко задёргиваются.
– Я совсем забыла о нем. Что мы будем делать?
Вопрос адресован Сэнди, но он развалился на сиденье, массируя виски. Он, кажется, не слышит её или, может быть, в данный момент не может найти ответа, и кто может винить его за это?
Хоуп озаряет вспышка вдохновения. Она бросается в кибитку, открывает люк, ведущий в комнату заклинаний внизу, и проворно спрыгивает вниз по лестнице. Только когда она спускается туда и все заклинания начинают сиять множеством великолепных цветов из-за её присутствия, она понимает, что её собственный цвет всё ещё не поблек.
Не имея лишнего времени, она просматривает многочисленные и разнообразные этикетки на бутылках, пока наконец не находит заклинание, на которое надеялась. Зелье. Она хватает его, взбирается обратно, выскакивает из кибитки и затем врывается в повозку налогового инспектора.
Он падает обратно на свою неубранную кровать, хныча.
– Это невозможно, – продолжает он повторять. – Никто не способен победить столько Псов-потрошителей. Никто.
– Кажется, кто-то это только что сделал, – говорит Хоуп.
– Пожалуйста! Не трогай меня! Я всего лишь выполняю свою работу!
– Замолчи, – приказывает Хоуп. – Я не собираюсь причинять тебе боль.
– Ты в цвете! – говорит налоговик, прижимая руку к груди, как будто только сейчас осознаёт это. – Как?
– Я сказала, замолчи! Вот. Возьми это.
Она бросает ему бутылку. Она приземляется ему на живот и отскакивает. Он берёт её в руки, прищуривается на этикетку.
– Для потери памяти? – читает он. Затем смотрит на неё и качает головой так сильно, что у него трясутся челюсти. – О нет. Я не приму его. Мне не нравится магия.
Хоуп делает шаг к нему, и он снова скулит.
– Ну а мне не нравится, что меня чуть не убили гигантские собаки, дыхание которых почти такое же отвратительное, как вонь внутри этой повозки. А теперь прими его. Всего несколько капель. Достаточно, чтобы заставить тебя забыть последние несколько часов, по крайней мере на время.
Жалкий налоговик отвинчивает крышку, подносит бутылку к своим влажным серым губам. Цвет Хоуп немного поблек, и он не доходит до другой стороны кибитки.
– Вот так, – подгоняет она. – Продолжай.
Он наклоняет бутылочку, закрывает глаза и хнычет, когда капли падают ему на язык.
Одна.
Две.
Три.
Налоговый инспектор моргает. Он смотрит на Хоуп и мечтательно улыбается. Это довольно ужасно.