Цвет тишины

– Куда ты доползешь, чувак, – сказал Рильке. – Давай, я тебе денег одолжу. Потом отдашь.

– С чего я тебе отдам?

– С чего будет, с того и отдашь. Когда-нибудь потом.

Рильке не стал дожидаться согласия. У Тахти был общеизвестный талант в области взвешенных решений. Он мог взвешивать решение до бесконечности. И ничего в итоге не решить.

Поэтому Рильке просто достал мобильник. Позвонить, правда, никуда не успел. Пришел полицейский, который уже был не столько полицейским, сколько другом.

– Привет! – сказал он. – Ого, ты уже одет? Что, домой, все?

– Да, меня только что выписали.

– Поздравляю! Это отличные новости.

– Я вызываю такси? – все же уточнил Рильке.

– Зачем такси? – спросил Йона.

– Потому что он сам до выхода даже не дойдет, – Рильке кивком указал на Тахти.

– Они тебя рано выписали? – Йона нахмурился.

– Устали они от меня, – Тахти попытался рассмеяться. Живот свело болью.

– Это они умеют, – сказал Йона. – Сейчас не держат долго, сразу домой отправляют. Но погоди с такси. Давай я тебя отвезу.

– Ты на машине? – спросил Тахти.

– Был, в ночную. Но машину еще не успел сдать. Так что могу подбросить.

Рильке ухмыльнулся:

– Ничего ж себе.

Рильке и спортивной сумке пришлось ехать на заднем сиденье. Все бы ничего, но окна заднего сиденья были защищены решеткой, и между водительским сиденьем и задним тоже была решетка.

– Прости, – сказал Йона. – Это ведь ничего?

– Ничего, – Рильке попытался рассмеяться, хотя было видно, что ему сделалось не по себе.

– На самом деле, мы тоже там иногда ездим, – сказал Йона. – Когда народу много.

– Да все пучком, старик, – сказал Рильке.

Тахти полулежал на переднем сиденье. Спинку они опустили, потому что просто сидеть он не мог из-за боли. До выхода они его фактически тащили на себе. Хорошо хоть, Йона припарковался недалеко от выхода, как будто знал. На самом деле, это уже просто была его привычка, которая сыграла им на руку.

На пятый этаж общаги Тахти еле вскарабкался, а в их комнате просто рухнул на кровать и вырубился как с кнопки. Он не слышал, как Йона и Рильке на цыпочках ходили по комнате, разбирали его вещи, таблетки и выписки. В комнату заглядывали однокашники, но видели полицейского и растворялись в воздухе.

Тахти понавыписывали кучу таблеток. Он носил послеоперационный бандаж. Больничный ему не продлили, и пришлось долго объяснять по телефону, почему он не может прийти сам в поликлинику и просит врача прийти на дом. В итоге врач все-таки пришел, буквально на пару минут, отругал Тахти за то, что не пришел сам на прием, начеркал больничный лист, ни разу не взглянул на самого Тахти, оставил на столе рецепт на еще одну кучу таблеток, наследил на чистом полу и ушел. После него в комнате пахло дезинфекторами и еловой туалетной водой.

Какое там сходить в поликлинику! Первое время Тахти лежал на кровати и еле-еле доползал до душевой, и то – с опорой на трость. Стоять подолгу он не мог, поэтому в душевой Рильке поставил пластиковый стул из уличного кафе. Встать с него самостоятельно Тахти тоже не мог, и Рильке сидел под дверью душевой, ждал, пока Тахти примет душ, чтобы потом помочь ему встать со стула. Он вырубался вечерами, будто его просто выдергивали из розетки, и днем вырубался тоже.

Все чаще всплывали разговоры про переезд. Он так и стоял в очереди на получение социального жилья. Рильке посоветовал ему особенно на него не рассчитывать, потому что ему могут выделить что-то не в городе, а где-нибудь… далеко. И Серому, и Рильке выделили комнаты в общагах в городках, куда добираться три дня на оленях, и в Лумиукко все равно приходилось что-то снимать.

Тахти звонил на работу. Его не уволили и очень ждали возвращения. Сказали, работы много и болеть некогда. Кстати, оклад придется срезать из-за сокращения из-за кризиса из-за инфляции, но он должен радоваться, поскольку его не уволили. Тахти положил трубку в смешанных чувствах. Вроде бы ему велели радоваться, и он даже отчасти радовался, что хоть какие-то деньги сможет заработать. Но там был такой ад. Вспоминать компьютер на рецепции, переработки до ночи и бесконечные пробежки по лестницам не было сил. Он кутался в вакуум больничного листа словно в спасательное одеяло, жил в отсрочке и старался не думать о том, как потом будет выкручиваться.

– Может, на двоих что-нибудь снимем? – предложил Тахти.

Они уже говорили об этом, но Тахти напрочь забыл. Рильке не стал напоминать и заново все объяснил.

– Прости, старик, не могу. Я уже договорился с Юстасом. Перееду пока туда, на их чердак. А дальше видно будет.

Рильке собирался переезжать на чердак с какими-то музыкантами, которых Тахти не знал, а Тахти нужно было искать съемное жилье. Время пока было, но паника уже давила на горло.

***

Стояла темная ночь. Рильке лежал в кровати и пытался уговорить себя заснуть. Можно было пойти на кухню, там наверняка кто-то тусовался, но сегодня у него не было настроения бухать. Он встал, чтобы закурить – сигареты остались в куртке. По привычке прокрался на цыпочках, хотя после госпиталя Тахти спал так крепко, что его перфоратором было не поднять.