Цветная Триодь

Совершает грехи и томится виной
на невинной земле человек земляной.
Он встаёт, как ребёнок, на шаткий мосток,
через реку, вершащую путь на восток,
на восток, на восток, где небесный алтарь
бирюзу и лазурь превращает в янтарь.
Он под небом стоит, не подняв головы,
только слышит
младенческий лепет листвы,
щебетание птиц и молчание рыб,
что плывут под водою, хвостом шевеля,
и, ладони наполнивши ладаном лип,
непрерывной хвалой отвечает земля,
вознося фимиам дорогим небесам…
А в реке плодоносный сгущается ил,
и слепой человек удивляется сам —
что, он, глиняный, перстный,
с собой сотворил?
Он ходил по земле, не оставив следа,
он в родник обручальное бросил кольцо,
неожиданно понял, что только вода,
омывая грехи, освежает лицо,
что любить без ответа —
не стоит трудов,
что живут с ощущеньем своей правоты
лишь слепые жильцы
земляных городов —
черви, лярвы, личинки, медведки, кроты.
А вода всё бежит и бежит на восток,
появляется месяца слабый росток,
а когда он начнёт и сиять, и цвести,
ты меня, человек, пожалей и прости.

* * *

О мгновеньи меж Рыбой и Овном,
о поэте с закушенным ртом,
о молитве при звоне церковном,
о ушедшей любви — и о том,
что в сияющей вечности вьётся
между нами незримая нить…
Жизнь повсюду течёт, как придётся —
и не будем о ней говорить.
Так о чём? О сиянии алом,
что сквозит в золотых облаках,
о свиданьях за пыльным вокзалом,
о синице в дрожащих руках,
о смиренной, как ангелы, глине,
из которой нас вылепил Бог,
и об этой ликующей сини —
нашем праве на выдох и вдох.
На ладони у сводной сестрицы
аккуратной головкой вертя,
— Чем журавль благородней синицы? —
тихо спросит нас Божье дитя.
Только я ничего не отвечу,
тяготясь неизбывной виной,
и заплачу — надеясь на встречу
в новой смерти и в жизни иной.

14 июля 2000 г.

* * *

Сколько дал мне Господь — я запутался в этих дарах.
Я подобен овце, что затеряна Богом в горах.
Тёмной ночью я плачу, а утром синицу ловлю,
потому что синица — родная сестра журавлю.
Я — грядущего пленник, я узник вчерашнего дня,
здесь незримою сетью ловило пространство меня,
только плыл я, как рыба, вдоль мелкой прозрачной реки
и смотрел, как на рыб рыбаки расставляли силки,
как ходил птицелов с муравьиной мукой в бороде
и руками ловил отражения чаек в воде.
А на дальнем холме, где трава, как вода, зелена,
укрывала меня голубых облаков пелена,
и сияла луна, так что слёзы текли по лицу,
и пастух находил в одиноком ущелье овцу.
Он смиренно шептал: что там видится, там, впереди,
где заблудшую душу Господь прижимает к груди?

* * *

1