Тянут лица вверх лопухи, крапива,астрагал, душица, зелёный зонтик.В шалаше просторном плакучей ивызавершил удод небольшой ремонтик.Я глаза закрою — и вижу снова,как, дрожа, цветок обнажает пестик,минарет узорный хвоща лесногои сурепки жёлтой нательный крестик.Жизнь течёт потоками жаркой кровии бежит ручьями прохладной лимфы,а река смеётся и хмурит брови,искупая этим банальность рифмы.Муравьи по берегу ходят строем,и небрежно ветер ломает сучья,и роятся рифмы пчелиным роем,и шмелями в небе гудят созвучья.Ангел крылья в синей листве купает,мотылёк парит в ореоле света,и такой — прислушайся — наступаетблагодатный час на исходе лета,что сосна — сестра твоему предплечью, —на лицо воды уронив иголки,видит, как родник истекает речью,создавая плоть многошумной Волги.
* * *
Где река бежитза седьмой горой,человек лежитна земле сырой.Отлежал бокачеловек ничей,и течёт рекаиз его очей.Видно, нет над нимникаких властей —и восходит дымот его костей.Свод небес дрожит,а вода бежит,на сырой землечеловек лежит.Лес скрывает тьму,мглу хранят поля…Говорит емумать сыра-земля:— Что лежишь, мой сын?Вот — накрытый стол,вот дубовый тын,вот — сосновый ствол,вот — собачий клык,вот — воды кольцо,подними на мигты своё лицо!Ты ходил на пир,мёд да пиво пил?Посмотри на ту,кого ты любил!У неё ль рука,как трава, нежна,и она ль, мой друг,пред тобой грешна? —Чей-то плач вдали,словно птиц полёт.Из сырой земличеловек встаёт.Облака на видхолоднее льдин,на земле стоитчеловек один,а вокруг — взгляни —ни его вины,ни его родни,ни его жены…
* * *
1
Два путника в узах печали брели в Эммауспо пыльной дороге, заросшей травой у обочин.Трава шелестела, и воздух был горек на вкус,каймой облаков был пустой небосвод оторочен.Два путника шли, и уже различали селотам, где у скалы зеленела живая маслина.Рожковое дерево буйно и пышно цвело,как знак покаянья для бедного блудного сына.О, как он боялся приблизиться к дому отца,сжимая в ладони горошины красного цвета!Два путника шли — и в груди их горели сердца,а Кто повстречался им — вовсе не знали ответа.Вот так бы и нам по обочине жизни брестипод взглядом Отца и под сводом пустынного неба,пять красных горошин до боли сжимая в горсти,чтоб лик Иисуса узнать в преломлении хлеба.