Боль режет. Душит. Скручивает внутренности в тугой узел. Застилает мир перед глазами мельтешащей разноцветными кругами пеленой. Накрывает окровавленную ладонь. Кровь горячая. Ласкающая кожу своей пульсацией. Скользящая и пьянящая своим ароматом. Десятый никогда не слыл великодушием. С упоением сносил головы демонам Бездны и с наслаждением лишал Богов их благодати. Как он и говорил своему глупому отото, совершенству нет предела.
Сущность растворяется. Когти глубоко вонзаются в окоченевшую ладонь. Воздух дрожит за его спиной, а хвост гневно подметает кровавую пыль. Темень плывет по телу. Стекает по изогнутым пальцам нитями. Впивается в лоскутки кожи и края рваных мышц. Иголками пронзает плоть. Кровавые слезы собирает длинным языком раскатывая их по клыкам. Грудная клетка омеги судорожно вздымается, со свистом втягивая воздух.
- Демон Бездны! Демон во плоти!
- Да ну? – мысли в голове путаются. Сознание двоится. Будто сонное забытье. Он и не он одновременно. – Демон, говорите, людишки? Как пожелаете.
- Отказываюсь, - дельно складывает руки на груди. Личность он или как, в конце-то концов. – Вернись во мрак.
- Приказываешь, словно псу? – сущность скалится. В глазах багрянец, а крылья в своей черноте сливаются с дымчатой тьмой. – После того, как сам спустил повод?
- Псу? - скептически окидывает взглядом мощную фигуру сущности. – Скорее, как несмышленому ребёнку, который дорвался до запретного лакомства.
- Ты – всего лишь сосуд, - щерит пасть, гневно рассекая воздух мощным хвостом. – Сосуд, для демона Бездны, испившего благодати мироздателя. Заткнись и внемли!
- Хм, - поглаживает подбородок. – Значит, как я и полагал, Предки – это порождения Дракона, которым удалось выбраться из пучин Бездны.
- Ничего ты не знаешь, сосуд, - фыркает, приближаясь вплотную. – И тебе меня не обуздать.
- Никаких узд, - протягивает открытую ладонь. – Лучше уж узы. Между вместилищем и вмещаемым. Согласись, - щурится, - эти две составляющие трудно разделить без последствий.
- Нас поглотит Бездна, Учиха, - когтистая ладонь сжимается на его. – Вместе вечность гореть будем в её негасимом пламени.
- Зато скучно точно не будет, - обоюдное движение навстречу. Мелодичный перелив колокольчиков. Воздух резким потоком врывается в сжавшиеся до предела легкие.
- Ну ты и отжег, босс, - Кисаме, привычно, за его спиной. – В прямом смысле этого слова, - на стенах все ещё бушует черное пламя. Обгладывает хлипкие конструкции, прожигая в них дыры. Значит, таково истинное наследие Десятого. Разрушающая и безудержная мощь хищника, навечно лишенного даже надежды на свободу.
- Прости, - прикасается к рукам Хранителя, покрытым ошметками обгоревшей кожи и почерневшими ранами. Слабость, словно волна. Сущность свернулась внутри выдохшимся клубком. Подымает голову.
- «Только прикажи, - шепчут черные губы, - сровняю с землей», - Итачи ухмыляется. Всему есть предел. Даже его силам и возможностям.
- Да заживет, как на собаке, босс, - Кисаме небрежно обвязывает ладони бинтами. Щерит клыки. Такова уж особенность его Хранителя – постоянная сущностная форма наследия Третьего. – На главаря смотреть желает?
- Было бы неплохо, - Хранитель сопровождает его в небольшую комнатку.
Гарь и едкое железо до сих пор в воздухе. Кин хлопочет над ранеными. Костерит коралловолосую омегу и подтрунивающего над ней Кидомару, у которого из разорванной штанины торчит изломленная кость. Недоверчиво косится на устало прислонившихся к стене близнецов. Оба в крови, но живы. Разрушение, да? А как же обратная сторона – воссоздание?
- Казума, значит? – дядя возвышается над немолодым мужчиной. Руки и ноги беты прикованы к жесткому стулу. На скуле уже красуется синяк. Дядя точным движением стряхивает кровь с безупречно-изогнутого лезвия катаны, искусно заправляя её в ножны. В этих плавных движениях Итачи находит нечто ужасающе-прекрасное и смертельно-изящное. Как-то так. Либо же дядя просто очень эффектно смотрится с катаной.
- Насколько мне известно, антитеррористические службы людей уже давно ищут тебя по всему миру, а ты, оказывается, в Трапперы подался? – бросает на него быстрый взгляд. Не сомневался в нем, но все же волновался. Пусть Орочимару и генерал, и глава гильдии, но он и омега. Которой запрещено помнить об этом. – Скажешь, на кого работаешь?
- Тебе его не достать, омега, - сплевывает прямо на запыленные сапоги генерала. – Даже этому демону, - кивает в его сторону, - мой хозяин не по зубам.