Цветочное сердце

Я прильнула к папе. Крепко зажмурившись, ждала очередного приступа кашля, но он дышал легко. Как странно быть готовой расплакаться и испытывать благодарность за нормальное дыхание! За ровный пульс! Я обняла папу за пояс и растворилась в слезах восторга и облегчения.

Наконец-то я покорила свою магию. Она прислушалась ко мне. Контроль и понимание, которым меня научил Ксавье, кое-что значили. Они значили, что я не пустышка. Значили, что я могу спасти папу.

«Спасибо тебе, магия», – подумала я впервые в жизни.

Но она не ответила.

16

Мадам Бен Аммар без малейших усилий уговорила окна самовосстановиться, а папа решил приготовить нам всем ланч. Он затащил нас с Робин на кухню и усадил на деревянные стульчики. Благословение я наложила лишь несколько минут назад, а папа уже носился по комнате, собирал пряности, чашки и сковородки, улыбался во весь рот.

На кухню вошла мадам Бен Аммар и вытаращила глаза при виде моего энергичного родителя.

– Мистер Лукас! Вы уверены, что должны так напрягаться после стольких дней постельного режима?

Со звуком, напоминающим удар гонга, папа опустил металлическую сковороду на деревянный стол, наморщил лоб и с преувеличенной манерностью поджал губы.

– Во-первых, после всего, через что мы прошли, пожалуйста, зовите меня Альберт. А что до моего здоровья – я сейчас миль десять мог бы пробежать. На гору влезть. – Папа шагнул ко мне, потянул за руку и легким движением закрутил в неожиданном пируэте. – Я мог бы танцевать ночи напролет!

Мир накренился – я схватилась за стол, чтобы удержать равновесие. Папа как ни в чем не бывало скользнул к разделочной доске и мелко нарубил ярко-оранжевую морковь.

Ручка Робин со скоростью света металась по блокноту в кожаном переплете. Мадам Бен Аммар не сводила с меня глаз, будто я о чем-то позабыла. Словно что-то было не так.

– У вашего отца случаются такие приливы энергии? – вопрос Робин был адресован, скорее, записям в блокноте.

Мерный стук ножа о разделочную доску оборвался. Папа попробовал смерить Робин свирепым взглядом, но его губы растянулись в улыбке.

– Невежливо говорить обо мне, словно меня тут нет!

У Робин вырвался нервный смешок.

– Простите меня… э-э-э… Альберт.

Я сложила руки на груди, наблюдая за ним, словно повисшая в небе туча.

– Для него это совершенно нормально, – ответила я. Голос дрожал. Передо мной был папа, которого я любила всю жизнь. Папа, которого я боялась потерять. Внутренний голос ежедневно напоминал мне о его надвигающейся смерти…

Но сейчас этот голос молчал. После всех проблем, которые нам доставило мое заклинание, я наверняка истощила свою магическую силу.

– Клара, дорогая, пожалуйста, разожги плиту!

Я оторвала взгляд от своих грязных сапог. На миг кухня поплыла у меня перед глазами, потому что пришлось спуститься с облаков, в которых я витала.

– О ком ты думала? – улыбаясь, спросил меня папа.

Раздался еще один смешок. Мадам Бен Аммар, по-прежнему серьезная, свела брови. Мои щеки вдруг залил густой румянец.

Тяжело вздохнув, я покачала головой.

– Ни о ком, папа. – Я прошагала мимо него и присела на корточки перед большой квадратной дровяной плитой. Раньше огонь я создавала без малейшего труда и будто невзначай. Папу это скорее изумляло, чем пугало. Отодвинув чугунную заслонку, я вытянула палец, ожидая, что пламя разгорится само собой.

Нахмурившись, я вспомнила, что мне однажды объяснял Ксавье. Цель была не в том, чтобы подавить свои гнев и стыд, а, скорее, в том, чтобы принять их. Стремиться следовало не к контролю, а к свободе.

Ухватиться за злое воспоминание оказалось несложно. Румянец на щеках Ксавье. Ложь, рекой льющаяся из его уст. И правда, уродливая правда. Признание в том, что он меня любит. Признание в том, что ему нужна моя магия. Возможность того, что друг мною воспользовался.

Меня бросило в холод, словно от сквозняка. Когда я отвела руку от неразожженной плиты, чувство обострилось. Помимо веснушек, других отметин на коже не было. Черное кольцо, знак клятвы, данной Ксавье, исчезло.

Стук сердца громом раздавался в ушах.

Каковы были условия клятвы?

Если я исцелю папу… И я папу исцелила.

Повернувшись, я открыла ящик и вытащила коробку спичек. Дрожащими пальцами чиркнула первой, потерпела неудачу, потом наконец поднесла горящую палочку к плите. Выпрямившись, я посмотрела на папу: он что-нибудь заметил? Моя магия всегда была буйной и пылкой. Почувствовал ли отец, что я изменилась? Я представила картину, как он падает на колени, оплакивая глупую дочь, ради него пожертвовавшую своим даром.

Но папа улыбнулся и, не отрываясь от шинковки моркови, сказал:

– Спасибо, дорогая!

Засунув свободную от метки руку глубоко в карман, я подошла к мадам Бен Аммар. Мне нужно было с ней поговорить. Сказать ей о клятве я не осмеливалась: не вытерпела бы гнева и досады, которые неминуемо появятся в ее взгляде после того, как она выяснит, что я натворила. Но мне хотелось понять, не опасно ли мое решение для других.

– Мадам Бен Аммар? – позвала я, пища, как скрипка в руках неумелого музыканта. – Могу я поговорить с вами наедине? Пожалуйста!