У кровати сидел низкорослый мужчина с темно-коричневой кожей. Эмили покоилась под одеялом, плотно закрыв глаза. Ее руки безвольно лежали на кремовой простыне, она почти не шевелилась, когда мужчина кормил ее бульоном из ложечки. Как и обещал Ксавье, новые одуванчики на коже у Эмили не проросли – со стороны она казалась молодой, крепко спящей девушкой.
Мистер Кинли положил руку мужчине на плечо.
– Ваше благородие, это мой родственник Адам. Адам, это мастер Морвин и его помощница.
Ксавье поднял руку, его лицо порозовело.
– Вообще-то, все наоборот. Я помогаю мисс… мадам Лукас. – Мы переглянулись. Допуска я еще не получила, но, наверное, такие формальности можно опустить. – Это она приготовила снадобье, которым мы надеемся исцелить Эмили.
Адам повернулся на краю кровати, удивленно вытаращив глаза:
– Исцелить? Правда?
Я поставила саквояж на деревянный стул, с двумя негромкими щелчками отодвинула задвижки. Вместе с несколькими другими – антисептическим, успокоительным, противорвотным – внутри в квадратной бутылочке лежало снадобье, которое я приготовила утром.
– Это оно и есть? – спросил Адам. В его голосе зазвенели слезы, но губы растянулись в полной надежды улыбке. – Все закончится? Эмили… Эмили вернется к нам?
– Это средство мы испытаем впервые, – робко проговорил Ксавье, – но…
– Но оно сработает, – пообещала я, показывая им яркий, цвета сочного зеленого яблока, настой. – Могу я дать его Эмили?
Мужчины обменялись встревоженными взглядами.
– Что думаешь, Джулиан?
Мистер Кинли кивнул, сжав плечи родственника.
– Если это может помочь… нужно попробовать.
Ксавье стоял рядом, сложив руки на груди, и не сводил глаз со снадобья. Я медленно открутила пробку и опустилась на колени у кровати Эмили.
Карие глаза девушки были затуманенными и отрешенными. Она безучастно смотрела на противоположную стену. Ее веки то и дело смыкались, будто в любую секунду бедняжка могла снова заснуть. Эмили не видела и не слышала меня, однако я была очень осторожна, когда прижимала ладони к ее щекам и открывала ей рот.
– Эмили, это тебя разбудит, – шепнула я, прижала горлышко бутылочки к ее губам, затаив дыхание влила настой и на всякий случай еще раз прочитала заклинание. – Контроль, терпение, мир, уверенность…
Сердце бешено стучало, а магия кричала мне: «Ты ничего не добьешься. Ты погубишь Эмили. Ты чудовище!»
«Ты лжешь», – ответила я.
Эмили сглотнула, ее плечи расслабились. Мне показалось, что кровь у меня стала такой же холодной, как это зелье.
Эмили моргнула и посмотрела в мою сторону – она меня
– Папа! Адам!
Вскрикнув, оба бросились к кровати, чтобы обнять девушку.
Ксавье сжал мне руку, а я не могла оторвать взор от происходящего.
– Получилось? – прошелестела я.
– Думаю, да, – тихо ответил Ксавье дрожащим от слез голосом. – Все закончилось. У тебя получилось.
Я едва этому верила. Радость и страх лишиться этой радости боролись внутри меня – я так долго не доверяла своей магии, неужели она действительно послушала меня сейчас, как и в тот момент, когда я благословила папу?
Родные Эмили покрывали ее голову поцелуями, а девушка пробормотала:
– Что происходит? Кто эти двое?
– Ты… ты выпила снадобье, от которого странно себя вела, – ответил Адам. – Ты смеялась, танцевала, потом притихла и будто целый день видела сны…
Постепенно пришло осознание, что я тут не зритель, а врач. Достав из саквояжа стетоскоп, я повесила его на шею.
– Мисс Кинли, я мисс… мадам Лукас, мастер Морвин мне сегодня помогает. – Ксавье поклонился в знак приветствия, хотя роль помощника ему не очень шла. – Я ведьма. Пришла, чтобы вас исцелить. Как сказал ваш отец, последние несколько дней вы находились под действием дурманящего средства. Могу я осмотреть вас и задать несколько вопросов?
Эмили кивнула и позволила мне ощупать ей лоб (жара не было), затем проверить дыхание с помощью стетоскопа и пульс с помощью часов на цепочке. Все было в полном – хвала небесам! – порядке. Одной этой новости хватило, чтобы Джулиан Кинли разрыдался от благодарности.
Ксавье предложил ему носовой платок, а я повернулась к Эмили и придвинула к ней стул.
– Так, вы помните, что принимали «эйфорию»? Помните, как покупали ее?
Эмили ответила не сразу, поочередно глянув на своих близких. Ее золотисто-коричневые пальцы стиснули одеяло.
– Я сделала что-то плохое?
– Нет, – ответила я. – Никаких проблем у вас не будет. Но я должна знать правду. Это снадобье принимали и другие люди, и им тоже нужна помощь. «Эйфория» ввергает пациентов в глубокий, полный видений сон. Вы первая, кого удалось исцелить.
Эмили уставилась на свое одеяло с ромбами. Глаза ее были ясными, живыми, но грустными.
– Мы были на рынке, и я… я бродила одна. Ко мне подошел мужчина. Я… я не помню, как он выглядел, – только то, что дал мне карточку и сказал: «Они тебе помогут».
– Кто «они», милая? – спросил Адам.
Эмили открыла рот, но тут же закрыла снова. Глаза у нее расширились, она коснулась языка, словно обожгла его.
Я знала эту боль. Такую же печать наложила мне на уста моя мать.