Цветок для двоих [СИ]

Голос мягко шуршал рядом с ухом, так же мягко сильные руки обняли, приподнимая, прижимая к груди, где мерно билось сердце.

Шанелька улыбнулась с закрытыми глазами, обвивая рукой мужскую шею, чтоб не упасть в воду. Конечно, это то самое смешное задание — найти и поймать русалку — Дима ее поймал, вместе они выиграют конкурс, и так здорово висеть на его руках. Сейчас он скажет (уже говорил?) — ты не номер пять, Шанель. Ты — номер один.

— Я накрою. Она мужу хотела позвонить. Ну, проснется, свяжется.

Устроив спящую в спальне, Джахи и Крис вернулись в гостиную, там Крис уселась в пухлое кресло, похожее на белое облако, а ее пуруджи прошел к кофейной панели, зашуршал песком, двигая в горячем контейнере маленькие, будто игрушечные джезвы с резными ручками.

Наполнив чашечки, Джахи вернулся к столу, поставил их на расчищенный от бумаг пятачок, улыбаясь заботе Крис — та подняла и округлила руки, оберегая стопки пожелтевших бумаг. Взяла чашечку в ладони, устроила на коленях. Откинулась на мягкую спинку кресла, щуря уставшие глаза.

За последние два часа они втроем сумели только приблизительно рассортировать документы по датам, чтобы потом сесть и вдумчиво прочитать их, как можно более последовательно. Когда вовсе устали, вышли на балкон покурить и посмотреть, как медленно поднимается над замершей гладью далекой воды багровый диск солнца. И, доставив дремлющую Шанельку в спальню, вернулись обратно.

За распахнутыми стеклянными дверями вдруг зашуршало, потрескивая и щелкая. Мягко сверкая, воздух наполнился запахом свежей воды — в саду включились поливалки. Строгий мужской голос прокричал что-то, ему ответил ленивый, огрызаясь с насмешкой.

— Новый день, — Джахи подносил чашку к губам и снова опускал ее на колени, — «Десерт Стар» очень большой отель. Много людей. Много шума.

— Мы можем вернуться в архив? Я бы лучше там все посмотрела. И записи делать удобно. И ксерокс.

Мужчина кивнул. Конец черного покрывала свободной петлей свисал на грудь, обрамляя красивое лицо.

— Архив без людей сегодня. День праздника. Я буду идти, где стоит наш автомобиль. Так?

— Так, — кивнула Крис.

Оставшись одна в гостиной, допила кофе, задумчиво осматривая вынутые из большой картонной коробки бумаги. Ну, каков жук этот Асам! Или случайно так вышло, что они неделю копались во всяких счетах из прачечной и театральных билетах, написанных на чужих языках, а настоящее сокровище, касающееся Елении и ее маленькой дочки, хранилось совсем отдельно? Письма. Записки. Старые вытертые блокноты, сильно похудевшие от давным-давно вырванных листков. Детские рисунки и тонкие книжечки с картинками и выцветшими подписями. Журналы мод. Конверты без адреса, пухлые от сложенных вчетверо листков. И все это — на русском языке. То, что хотелось прочитать сразу — ловя общий сюжет, составляя цельную картину — читалось с трудом, так непривычно было всматриваться в рукописные буквы, начертанные несколькими разными почерками. Но если выспаться, знала Крис, а потом уединиться в хранилище, разложив бумаги на большом столе, приготовив свои инструменты — блокноты, чистые листы, карандаши, ручки и закладки, стикеры, прозрачные файлы и временные папки…Лампы с подсветкой на увеличительном стекле. Смартфон с хорошей фотокамерой. — То пары дней вполне хватит, чтобы все это внимательно прочитать, делая записи. И пусть дисциплинированный Джахи запрет их в хранилище, чтоб никаких соблазнов.

Беря со стола маленькую фотографию с обломанными краями, Крис улыбнулась. Вот он — главный на эти дни соблазн. Сейчас больше всего ее волнует оживающая история, пожелтевшая от времени, с истертыми буквами и обломанными краешками. А что говорить о Шанельке, по глазам видно — полна через край.

С фотографии на Крис смотрел мужчина лет пятидесяти, чисто выбритый, с небольшими усами над полной верхней губой. Короткие волосы такого же оттенка, как усы, блестели от чего-то парикмахерского, бриллиантина, предположила Крис, или — бриолина? — наказав себе точнее вызнать, что это за средство и когда применялось. А глаза — светлые, пристальные, с черными точками зрачков. Мужчина был несколько странно усажен — боком к фотографу, так что сильно повернутое лицо получилось над вздернутым напряженным плечом, обтянутым пиджачной тканью в еле видную полоску. Казалось, обернулся на чей-то зов.

На обороте наискось мелкими буковками, слитыми в кружевную вязь, было написано: Ленни от Леона, да будем мы живы и счастливы, детка моя.

Даты на снимке не было.

— Шанель? Нелькин? Ты Димке будешь звонить? Джахи машину пригнал.

Шанелька с трудом приоткрыла глаза. В полумраке спальни на фоне светлых занавесей балдахина склонялась над ней темная голова Крис. Ворочаясь и натягивая до плеч простыню, ответила невнятно:

— Потом. Я спать.