А письма Леона оказались в точности этими картинками в чужих окнах. Он много писал о книгах, о тех местах, где побывал, рассказывая о невыразимо прекрасных морских закатах и бесконечной дымке азиатских степей. Интересно, поэтично, подробно, но абсолютно бесполезно для дела Крис, пускался в воспоминания о прошлом, и тоже — тщательно и подробно описывал милые, навсегда утерянные мелочи. О том, как скрипели половицы в светлой комнате дачного дома, как старая лодка протекала и черпала бортом воду, когда он нагибался — сорвать желтую кубышку или белую водяную лилию (тут Леон пускался в длинное описание цветка, лодки, сломанного весла и мятого жестяного ковшика). Из двух десятков писем исследовательницам стало понятно, что жил Леон где-то в средней полосе, был не беден, но вряд ли очень богат, и как многие, эмигрировал, бросив прошлую жизнь, но так и не сумев от нее отклеиться. А может быть, Еления была единственной собеседницей в его новой жизни, с которой он мог говорить именно на эти темы. Делал себе приятно, как с раздражением высказалась Крис, устав разбирать мелкую чернильную вязь очередного послания.
Но пропускать ничего было нельзя. Как мелькнувшее в темном проеме лицо дополнительного персонажа могло прояснить, что же происходит в освещенной комнате, так несколько небрежно брошенных слов посреди потока воспоминаний могли что-то сказать о положении дел Елении в Пуруджистане. И эти слова находились, не позволяя троим читателям чужой жизни расслабляться, откидывая послания.
После каждой внезапной фразы, которая вдруг высвечивалась посреди густых зарослей воспоминаний, рассуждений, описаний, казалось — вот он — выход на свет, где можно оглядеться, поняв, куда занесло. Но следующая, найденная через пару писем фраза, вдруг меняла детали, предлагая другую версию прошлого. И еще — Леон не любил ставить даты и местоположение, а все письма были переложены в неподписанные конверты, сразу по несколько штук. Так что, приходилось дополнительно гадать — верно ли они блюдут хронологию.
Хотя бы причины его многословия мы можем назвать точно, вздыхала Крис, относя очередное письмо к копировальному аппарату и аккуратно подчеркивая в копии нужный фрагмент, чтобы потом выписать его в отдельную тетрадь, вернее, сперва, по совету Шанельки, на пронумерованную карточку, чтобы в процессе работы можно было менять страницы местами, если появятся новые сведения о датировке писем.
«Конечно, Ленни, я буду рассказывать тебе все, о чем помню, мне это в радость. И спасибо, за эту просьбу»…
Еще в одну тетрадку Шанелька записывала варианты прошлого, один за другим, кратко намечая сюжет.
— Чего ты хихикаешь? — поинтересовалась усталая Крис, откидываясь вместе со стулом и закрывая глаза.
— Так. Прикинь, сколько у нас тут Елений, Идочек, Леонов. Не считая пуруждей, принцесс и правящих принцев. О которых Леон категорически не пишет. Прямо квантовая физика с ее многомирием. А где кстати, твой великолепный хеб?
— Так, — согласилась Крис, — но мы-то все равно пребываем в одной конкретной вселенной. Преимущественно. За исключением всяких творческих полетов, но то другая епархия. Хеб? А кхер его знает, удалился в лабиринты стеллажей и что-то не слышно, чего он там.
— Позовешь?
— А вдруг в сортире? Побольше такта, Нелькин.
Но еще через полчаса интенсивной работы обе не выдержали и отправились в большой зал, в дальнем конце которого была приоткрыта дверь в санблок и столовый угол. Но туда идти не пришлось. Джахи мирно спал, придвинув стул к окну и уронив красивую голову на руки, сложенные на белом подоконнике.
Дамы пару минут стояли, любуясь чеканным профилем защитника, мягко сложенными губами и черными ресницами, оттеняющими закрытые глаза. И тихо ушли обратно.
— Мимими, — шепотом сказала Шанелька, усаживаясь, — блин, ты не хочешь украсть своего пуруджи и увезти его в суровый северный мегаполис? Имеешь ведь право.
— Няняня, — соглашаясь, тут же возразила Крис, — куда ему, он там зачахнет, без своих аннук и кассамов.
— Тогда останься сама. Нет, я шучу, и вообще, глупо, не оставайся!
— Почему?
— Потому что мне без тебя будет плохо, — честно призналась Шанелька, — хотя я и так без тебя, но все же тут границы. Асам еще этот…
Вспомнив о президенте, она вдруг сильно расстроилась и передернула плечами.
Крис покачала головой, перебирая цветные стикеры в толстеньком кубике.
— Дело не в Асаме. И не в Алекзандере, и даже, предвосхищу, не в графе Азанчееве и нашей с ним душевной дружбе. Вот смотри, что мы имеем. Красивый и умный мужчина, за сорок.
— А выглядит на тридцать, — вступилась за истинного Шанелька, — все, молчу.
— За сорок, — повторила Крис, — но не женился. Потому что он — пуруджи. Если я останусь тут, то место Кристины Неверовой, юриста, работающего в солидной фирме, займет очередная Хеит Амизи. Пусть дивная, умная и авторитетная. Но так же, как сам Джахи, повязанная традициями по руками и ногам. Мы мало знаем. Может быть…
— … тебе даже понравится, — закончила фразу Шанелька, уже видя перед собой сидящую в царском кресле величественную Крис.