- Так вот, значит, к чему свелось Ваше светское воспитание, демуазель? Вы вздумали петь непотребщину, сочинённую опальной и бездарной поэтессой, которая заимствовала свои так называемые творения из репертуара служанок! Вы оскорбили эстетические чувства высокородной публики! Да если бы я только знала, то не позволила бы Вам и с места встать!
Лорд Кельвин сидел с каменным видом, точно не слышал, как леди при всех распекает королеву Эридана, зато король Альфред с удивлением воззрился на Еву-Марию и даже пытался что-то сказать, но его попросту не было слышно: крики гофмейстерины напрочь заглушали любую разумную речь. Ева-Мария покраснела и фыркнула:
- Госпожа гофмейстерина, Вам следовало бы лечить не язву, а язвительность!
- Попридержите язык! - с неожиданной злобой ответила Дора. - Я не желаю терпеть Вашу дерзость. Вы настолько привыкли к непочтительности по отношению к тем, кто старше и мудрее Вас, что не стесняетесь даже сейчас, когда на Вас смотрят королевские особы и знатные гости.
- Хватит уже! - отмахнулась королева. - Из-за Вас совершенно не слышно ни музыки, ни пения!
- Вам сейчас нужнее хорошая мораль, - возразила гофмейстерина.
Они пререкались ещё полчаса, а конкурс тем временем продолжался. Наконец, внимание Доры привлекла очаровательная девушка за клавесином.
- Кто эта милая и скромная особа? - спросила она, лорнируя девушку.
- Моя дочь Элия, мадам, - с гордостью ответил лорд Кельвин.
Элия, чувствуя на себе внимательные взгляды, порозовела от смущения, назвала песню, которую собиралась исполнить, и добавила, что аккомпанировать она попросила своего брата Леонардо. Под аплодисменты публики откуда-то из задних рядов вышел паж королевы с лютней в руках, поклонился и сел у ног сестры на маленькую бардовскую скамью.
Голос девушки, юный и нежный, мелодичный и глубокий, чуть дребезжа, плыл по залу. В песне говорилось о юном пастухе, который мечтал о любви прекрасной принцессы, и лишь музыка на заре соединяла их сердца. Леонардо задумчиво теребил струны, и мелодия выходила очень грустной. Особо сентиментальные дамы принялись вытираться платочками, а принц Лотар обернулся назад, и все увидели на его красивом лице гнусную ухмылку.
Когда Элия Кельвин подняла опущенную голову, большинство дам рыдали, и даже гофмейстерина прикоснулась к дряблым векам кончиком безупречно белого платка.
- Это была чудесная песня, дитя моё, - растроганно сказала она. - Несомненно, кое-кому не мешало бы взять с Вас пример.
- Ах, как возвышенно! - воскликнула одна из придворных дам, заламывая руки и падая в обморок от восторга.
- Я бы сказал, не возвышенно, а плаксиво, - цинично заметил Лотар.
- Какая душевная чёрствость! - заахали леди, прикрываясь веерами.
- Монсеньор не станет отрицать, что это звучало красиво? - светским тоном обратилась к нему Эвтектика Монро.
- Звучало так, словно зарезали свинку, - ответил он.
Ева-Мария хихикнула и снисходительно сказала:
- Миленькая пастораль. Господин Барнетт, кто следующий по списку?
Церемониймейстер объявил выступление короля Ардскулла. Ему немного не повезло, так как страсти ещё не утихли и зрители были чересчур взбаламучены песенкой Элии. Сам Ардскулл не играл, только пел - мелодию исполнял оркестр из его вычурной свиты. Песня называлась "Senin kadar hic kimseyi sevmedim".43 Это был приторный восточный напев, в котором никто не понял ни слова, но по вкрадчиво-томным интонациям певца и бросаемым на Еву-Марию слащавым взглядам нетрудно было представить перевод. Королю вежливо похлопали, и он, очень довольный собой, послал девушке воздушный поцелуй и сел на место.
Среди участниц оказалась и блистательная Эвтектика Монро. Её выход был встречен дружными овациями зала. Она надменно улыбалась, опустив ресницы, потом накинула на плечи невесть откуда взявшуюся кружевную шаль и взяла в правую руку цыганский бубен. Едва зрители расслышали отдалённые, слабо нарастающие звуки музыки, снова загремели аплодисменты: все без исключения узнали партию Эсмеральды "Boh'emienne" из суперпопулярного в этом сезоне мюзикла "Notre-Dame de Piranie". Под глубокие вздохи арфы Эвтектика начала петь завораживающе прекрасным грудным голосом. Особенно чудесно звучал медленный мотив, но хороши были и ритмичные быстрые куплеты, когда девушка, не переставая петь, ещё и танцевала. В конце, вместе с затихающей музыкой, она глубоко поклонилась и осталась в этой позе. Зал едва не взорвался от восторга! Лорит держался за сердце и смотрел на красавицу нежнейшим взором, лорды и министры одобрительно кивали, леди всплескивали руками, а королева Архипелага донна Яшма до того расчувствовалась, что одарила певицу материнским поцелуем в лоб и велела сесть рядом с собой. Гости находились в такой эйфории от пения Эвтектики, что последующих четверых исполнителей никто даже не заметил, хотя среди них был принц Гнейс, брат Лорита. Всё это очень не понравилось Еве-Марии: она надулась, обидевшись на неверных поклонников, для которых чужестранка стала новым кумиром.