Цветок Эридана (СИ)

— Есть много способов склонить женщину к согласию: сила, уговоры, страх. Когда-то давно ко мне обратился архонт. Он жаловался, что пленницы отказываются работать в весёлом доме, приходится часто их наказывать. Были среди них и те, кто предпочитал самоубийство, лишь бы не достаться нежеланному мужчине. По их вине смотритель терпел большие убытки, а репутация дома страдала. Я дал ему средство, способное вызвать сильное и неодолимое влечение. Но не думай, что от этого возникают чувства — разве что чувство стыда за содеянное.

— Мне всё равно. Я хочу его получить.

Регрер противно захихикал.

— В твои годы мне не требовались зелья, чтоб уломать смазливую ясырку. С какой стати я должен помогать тебе, эдлер?

Его смех оборвался сдавленным всхлипом, потому что Сорбус схватил его за горло и указал вверх.

— Я умею убеждать, доктор. Как по-вашему, зачем нужны вон те перекладины под потолком?

— О-э-ы… — выдавил старик, кривясь от боли и тщетно пытаясь отодрать душившие его пальцы.

— Чтобы далеко не бегать, если надо кого-нибудь вздёрнуть, — продолжал молодой человек.

— Ладно… хорошо… — просипел Регрер.

— Не понимаю, почему вы, старики, так цепляетесь за жизнь, — презрительно сказал Сорбус и разжал кисть.

— Молодой и глупый, — глаза магистра горели злобой. — Топором махать научился, а разговаривать нет. Ничего, жизнь тебя ещё потреплет, щенок! Смотри, как бы халдор в тебе не разочаровался. Я дам тебе снадобье, но сначала отведи меня к Хазару: мне нужно сообщить ему о результатах.

— Нам не нравится эта идея! Мы никуда не поедем! — строптиво произнесла Ева-Мария. Она не спала всю ночь и теперь сидела за столом с бледным и несчастным видом.

— Тебя никто не спрашивает, — не глядя ответил Хазар.

— Вам придётся с нами считаться! — выкрикнула принцесса, бросая ложку. Этого ей показалось мало, и на пол полетели тарелка, блюдце и железный кубок.

Все оглянулись. Дратса вскочила с места, но халдор жестом велел ей сесть обратно и под сочувственные смешки подчинённых вывел принцессу из зала.

— Мне надоели твои выходки, особенно при посторонних, — без обиняков сказал он. — Я принял решение, а ты его ускорила. Иди собирай вещи. Раз в месяц вас будет навещать кто-нибудь из эдлеров. Просьбы, жалобы на дурное обращение в письменном виде.

— По какому праву Вы так с нами поступаете? — обиженно всхлипнула девушка, поняв, что несколько переборщила.

Её вопрос остался без ответа.

— Пожалуйста, не делайте этого! Пусть всё останется как есть. Мы обещаем больше не сердить Вас. Мы умоляем Вас! — королеве даже не приходилось притворяться: слёзы сами текли из её сиреневых глаз бурным потоком. — Почему Вы так жестоки? Вам надоело наше присутствие?

— Не только мне, — он окинул её хмурым взглядом. — Я не хочу у себя в замке истерик и скандалов.

— Разве мы кому-то мешаем? Вы погубите меня и моего ребёнка!

— Хватит лить слёзы, это не поможет, — холодно сказал король.

— Сжальтесь надо мной! Мы не можем жить в ссылке в какой-то глуши!

— Чем реже наши встречи, тем лучше, — Хазар был непреклонен.

— Пожалуйста, будьте милосердны! Отправьте нас в Эридан! Ради бога! — принцесса молитвенно сложила руки. — Мы сделаем всё, что Вы захотите!

— Эти глупости ни к чему. Что нужно, я беру сам, без просьб и одолжений, когда приходит время.

Ева-Мария залилась румянцем и молча опустила голову: она пребывала в уверенности, что перед её нежным голоском и слезами не устоит ни один мужчина, но впервые в жизни её мольбы остались без ответа.

На этом, собственно, всё и закончилось. После завтрака Элию и Еву-Марию сопроводили к выходу. В коридоре им встретилась другая процессия: несколько стражников во главе с Бэйдом вели во дворец красивую молодую девушку с чёрными волосами. Поравнявшись с ними, она повернула голову и ревниво оглядела принцессу.

— Chto za devka? — буркнул, замедляя шаг, вечно недовольный Никза.

— Na zamenu, — пошутил Бэйд.

У новоприбывшей тоже были вопросы, но в ответ на лопотанье девушки Бэйд втолкнул её в небольшую комнату, увешанную коврами и шкурами. Минимум мебели и непритязательность обстановки не смутили её — она развязала узел и принялась деловито раскладывать вещи. Её внимание привлёк большой короб с плетёной крышкой; вытащив лежавшую там одежду, гостья заверещала от восторга и кинулась к зеркалу. В это время кто-то постучал в дверь, и девушка обернулась, прижимая к груди ало-золотые шелка.

— Banya, — привычно сказал эдлер Клиц.

— Найтели где быть? — с трудом преодолевая чужой язык, спросила она.

Эдлер внимательно посмотрел на китийку и не ответил: за долгие годы службы он привык ни во что не вмешиваться и держать язык за зубами. Сопроводив брюнетку к банным и обратно, он исчез, оставив её одну. Девушка принялась наряжаться, напевая весёлые песенки; время пролетело незаметно, и наступил вечер.

Когда снаружи послышались шаги, китийка бросилась к дверям, предвкушая встречу с любимым, но при виде Клица её лицо скисло. Эдлер чуть не выронил поднос с едой: перед ним стояла необыкновенная красавица, гибкая и стройная, как стебель красной ивы.