Цветок пустыни

– Хальву, помоги мне разобраться… У меня есть вот такая визитка. Кому она принадлежит? Я знаю, что здесь написано «фотограф-стилист», но что это значит?

– Это значит, что он фотографирует людей в разных красивых нарядах.

– Ой, я бы хотела попробовать!

– А откуда у тебя она вообще?

– Ой, помнишь я тебя рассказывала про странного типа, который сначала просто преследовал меня, а потом еще и домой пришел? Ему тогда еще здорово от тети досталось. Но я так и не поняла, что он хотел от меня – по реакции тети я подумала, что чего-то неприличного.

– Так позвони ему и спроси все лично.

– Думаешь, стоит? Может, ты сходишь со мной и поговоришь, расспросишь подробно? Я еще пока не настолько свободно разговариваю.

– Ладно, пойдем!

Я смогла набраться храбрости только на следующий день. По пути к холлу с телефоном мое сердце практически вырывалось из груди. Хальву бросила монетку, и та глухо звякнула. В полумраке, вооружившись визиткой и телефонной трубкой, она стала набирать номер:

– Алло! Могу я поговорить с Малькольмом Фейерчайлдом?

Пару минут они обменивались вежливыми фразами и знакомились, а потом Хальву пошла ва-банк:

– Так, вы же не извращенец какой-нибудь? Не заманите мою подругу к себе, чтобы потом убить или еще чего? Да… но поймите: мы ничего о вас не знаем… ни где вы живете, ничего… Что? Ну, да… ага, да-да…

Она начала что-то быстро записывать на обрывке бумаги.

– Что, что он говорит? – шептала я Хальву, пытаясь заглянуть ей за плечо.

– Да, поняла. Договорились. Это по-честному. До встречи!

Хальву повесила трубку и, вздохнув с облегчением, повернулась ко мне:

– В общем. Он сказал, что раз мы ему не доверяем, то он приглашает нас к себе в студию, чтобы мы посмотрели, как все устроено и все такое. Если нам что-то не понравится – можем уйти, и он больше тебя не потревожит.

– О, да ладно! – Я вскинула руки и закрыла ими лицо. – И что, мы пойдем?

– Еще бы! Ничего же не теряем. Надо разобраться, что за тип преследовал тебя столько лет.

11 Фотомодель

Так мы и поступили – побороли все страхи и предрассудки и отправились в студию Малькольма Фейерчайлда. Я шла туда с замиранием сердца и неприятным чувством под ложечкой – что там будет? А там был мир, разительно отличавшийся от того, что я привыкла видеть вокруг. Стены студии были увешаны фотографиями молодых прекрасных женщин – настолько прекрасных, что я то и дело издавала восхищенно-задумчивое «Ой…». И снова, как в Могадишо, когда я подслушивала разговор тети Сахру и дяди Мохаммеда, я почувствовала: это он, знак. Все вокруг – это то, что мне нужно.

Нас встретил Малькольм, угостил чаем и, чтобы еще раз подтвердить свою надежность в глазах Хальвы, объяснил ей историю нашего знакомства:

– Пожалуйста, поймите меня правильно. Я лишь хочу сфотографировать ее. Я охочусь за ней уже больше двух лет, вы можете это представить? Никогда так не старался ради фотографии!

– А… Так вот, чего вы добивались… – Я не могла скрыть своего удивления. – Как вот этих женщин, да?

– Да, да! – закивал он, обрадованный, что я наконец поняла его. – Именно это мне и нужно. Только и всего, – сказал он и провел пальцем по переносице. – Только половина вашего лица. Хальва, у вашей подруги просто невероятный профиль.

Просто фото! Сколько же времени я потеряла! Он гонялся за мной два года, но почему-то раньше не смог объяснить за две секунды, что ему нужно.

– Буду ждать вас послезавтра, часам к десяти. В это время в студии уже будет визажист.

Через два дня мы снова вернулись в студию. Визажистка усадила меня в кресло и принялась колдовать надо мной, вооружившись просто тонной всяких штук – спонжи, ватки, щеточки, пудра, крем, помада. Я не особо понимала происходящее вокруг, но все равно старалась сидеть смирно и не мешать этой суетливой женщине. Время от времени я отвлекалась на хихикающую Хальву в соседнем кресле и строила ей рожицы, за что схлопотала пару грозных словечек от визажистки: «Не вертись!»

Через некоторое время она остановилась, сказала: «А ну-ка!», отошла чуть дальше и удовлетворенно рассмотрела меня.

– Варис, погляди на себя в зеркало.

Мое лицо было разделено на две части – одна накрашенная, золотистая и свежая, а вторая – старая добрая Варис.

– Вау, вы только посмотрите, какая у меня кожа! Но почему вы накрасили только половину лица?

– Да ведь тебя будут фотографировать только в профиль, ему нужна одна половинка.

– Аа-а…

Визажистка проводила меня в студию, где Малькольм посадил меня на высокий табурет. Мы сидели в полумраке, вокруг было очень много вещей, которые я видела впервые и после стали такой обыденностью для меня: штативы, лампы, аккумуляторы, объективы… И всюду, всюду валялись и висели, словно змеи, провода. Малькольм поворачивал меня на табурете, пока мое лицо не повернулось к камере так, как ему нужно. Затем он отошел к фотоаппарату и сказал:

– Так, отлично. Варис, губы сожми немного, взгляд прямо перед собой… А теперь немного подбородок вверх…Чудесно, чудесно.