Цветы для Элджернона

Сейчас меня больше всего интересуют этимология древних языков, последние работы по вариационному исчислению и история индуизма. Удивительно, как вроде бы не связанные между собой вещи соединяются в одно целое. Я вышел на новое плато, и самые разные дисциплины оказываются в общем потоке, словно у них один источник.

Странно, когда я сижу в студенческой столовой и слышу споры об истории, политике и религии, они мне кажутся детской болтовней.

Никакого желания дискутировать на таком элементарном уровне. Людям не нравится, когда им указывают на то, что они не видят проблему во всех ее сложностях. Они даже не догадываются, какая глубина скрывается под водной рябью. На профессорском уровне дела обстоят немногим лучше, и я уже отказался от попыток переубедить своих оппонентов.

В кафетерии для преподавателей Берт познакомил меня с профессором экономики, известным своими исследованиями в области экономических факторов, влияющих на процентные ставки. Я давно хотел поговорить с экономистом об идеях, почерпнутых мной из книг. Например, о моральных аспектах военной блокады как об оружии мирного времени. Я спросил, что он думает о предложении некоторых сенаторов применить тактику «черных списков» и так называемую «систему нависерта»[1] времен Второй мировой войны в отношении малых стран, наших нынешних оппонентов.

Он молча меня выслушал, глядя куда-то в пространство, словно собираясь с мыслями, а затем откашлялся, покачал головой и сказал извиняющимся тоном, что это выходит за рамки его специализации. Его область – процентные ставки, а военная экономика не входит в сферу его интересов. Он посоветовал мне обратиться к доктору Уэсси, который написал статью о торговых соглашениях в период Второй мировой войны. Возможно, он сумеет мне помочь.

Прежде чем я успел что-то из себя выдавить, он пожал мне руку со словами, как приятно со мной беседовать, но ему перед лекцией надо подготовить кое-какие заметки. Только я его и видел.

Та же история случилась, когда я попытался обсудить Чосера с американистом, или спросил ориенталиста про острова Тробриан, или завел разговор о проблемах безработицы в результате автоматизации с социальным психологом, который специализируется на соцопросах о подростковом поведении. Все они ускользали под какими-то предлогами, только бы не обнаружить узость своих знаний.

Какими жалкими они выглядят сегодня в моих глазах. А ведь еще недавно я считал профессоров интеллектуальными гигантами… какая глупость. Они обыкновенные люди, которые боятся, что мир узнает о них всю правду. Алиса тоже просто человек… женщина, не богиня… и завтра вечером я веду ее на концерт.

17 Мая

Уже почти утро, а я все никак не могу уснуть. Мне надо осознать, что случилось со мной вчера во время концерта.

Вечер начался неплохо. Молл в Центральном парке уже был заполнен, и нам с Алисой пришлось петлять между пар, лежащих на траве. В конце концов поодаль от дорожки мы нашли свободное место под деревом, куда не дотягивались лучи фонаря. Единственным подтверждением присутствия других пар был протестующий женский смех и горящие кончики сигарет.

– Вполне приличное место, – сказала Алиса, – совсем необязательно сидеть над оркестровой ямой.

– Что они сейчас играют? – спросил я.

– «Море» Дебюсси. Тебе нравится?

Я устроился рядышком.

– В этой музыке я не разбираюсь. Мне надо подумать.

– Не надо думать, – шепнула она. – Постарайся почувствовать. Пусть она тебя накроет, как морская волна. Не анализируй.

Она растянулась на траве, повернув лицо в сторону звучащей музыки.

Я не знал, чего она от меня ждет. Это тебе не четкие линии, когда речь идет о решении проблем или о систематическом получении знаний. Я убеждал себя, что потные ладони, стеснение в груди и желание ее обнять – это всего лишь биохимические реакции. Есть даже модель стимулов и реакций, объясняющая мою нервозность и перевозбуждение. Но сейчас все было туманно и неопределенно. Приобнять ее или не надо? Ждет ли она этого от меня? Или рассердится? Я понимал, что веду себя как подросток, и это меня бесило.

– Может, вам устроиться поудобнее? – сказал я. – Положите голову мне на плечо.

Она позволила мне себя обнять, но даже не поглядела в мою сторону. Казалось, она целиком погружена в музыку. Ей это нравится или она просто терпит? Моя рука скользнула к ее талии, и я ощутил легкий трепет ее тела, а при этом она не отрывала взгляда от оркестра. Она притворяется, что вся сконцентрирована на Вивальди, чтобы не реагировать на мои действия. Ей нет дела до происходящего. Пока она смотрит на сцену и ловит каждый звук, она может считать, что я ее приобнял без ее на то согласия. Дескать, ласкай мое тело, пока моя голова занята более возвышенными вещами. Я взял ее за подбородок и резким движением повернул к себе.

– Почему вы на меня не смотрите? Я что, не существую?

– Нет, Чарли, – прошептала она. – Приходится делать вид, что это я не существую.