– Послушай, я не для того сюда пришел, чтобы с тобой спорить. Можно я провожу тебя до дома? Мне надо поговорить.
– Мне тоже. Но с тобой не получается. Все, что я могу, – это слушать, кивать головой и делать вид, будто я понимаю про культурные варианты и необулевскую математику и постсимволическую логику, с каждой минутой я чувствую себя все глупее, а когда ты уходишь, я гляжу на себя в зеркало и кричу: «Это неправда, что я тупею с каждым днем! Что я выживаю из ума! Что я становлюсь маразматичкой! Это Чарли летит вперед со страшной скоростью, и кажется, будто я безнадежно отстала». А в следующий раз, Чарли, когда ты начинаешь мне что-то рассказывать, через две минуты ты теряешь терпение и смотришь на меня как на дурочку. Или ты мне что-то объясняешь, а я не могу это запомнить, и ты делаешь вывод, что мне это неинтересно. Ты себе даже не представляешь, как я потом мучаюсь. Я одолела кучу заумных книг, я отсидела несколько лекций в университете, но стоит мне только открыть рот – и я вижу, как ты теряешь терпение, словно это детский лепет. Я искренне хотела, чтобы ты стал умным. Я пыталась тебе помочь, разделить с тобой все трудности… а теперь ты вычеркнул меня из своей жизни.
Я слушал ее, и меня накрывало этакой глыбой. Я был так погружен в себя и в то, что со мной происходит, что мне было как-то не до ее переживаний.
Когда мы вышли из школы, она тихо всхлипывала, а я словно язык проглотил. В автобусе я думал о том, как все перевернулось с ног на голову. Я вызывал у нее ужас. Лед между нами растаял, и пока интеллектуальное течение уносило меня все дальше в открытое море, пропасть между становилась все больше и больше.
Она отказывалась истязать себя за то, что проводила время со мной, и правильно делала. У нас не осталось ничего общего. Простые разговоры зашли в тупик. И все, что нам осталось, – это неловкое молчание и неудовлетворенное желание в темной комнате.
– У тебя такой серьезный вид, – сказала она, немного придя в себя.
– Я думаю о нас.
– Не воспринимай это слишком всерьез. Я не хотела тебя расстроить. Ты проходишь через большое испытание. – Она натянуто улыбнулась.
– Но ты меня расстроила. И я не знаю, что с этим делать.
Когда мы шли от автобусной остановки к ее дому, она меня огорошила:
– Я не поеду с тобой на конференцию. Утром я сказала об этом по телефону профессору Нимуру. У тебя там будет всего предостаточно. Интересные люди… ты в центре внимания. Не хочу в это встревать.
– Алиса…
– И что бы ты сейчас ни говорил, это не изменит моего состояния. Буду и дальше держаться за свое расщепленное эго, спасибо тебе.
– По-моему, ты все преувеличиваешь. Я уверен, если ты…
– Да? Тебе и это известно? – Она воззрилась на меня, стоя на ступеньках крыльца. – Каким же ты стал непереносимым. Откуда тебе знать, чтó я испытываю? Не надо лезть в чужие головы. Да ты понятия не имеешь, что я чувствую, и как, и почему.
Она переступила через порог и обернулась, голос ее дрожал:
– Я буду здесь, когда ты вернешься. А сейчас я не в духе, вот и все. У нас есть шанс обдумать ситуацию, пока мы находимся друг от друга на расстоянии.
Впервые за последние недели она не пригласила меня к себе. Я смотрел на закрытую дверь, и во мне поднималась волна негодования. Хотелось устроить сцену, забарабанить в дверь, снести ее с петель. Моя ярость готова была поглотить все это здание.
Но я пошел прочь, и кипение сменилось охлаждением, а затем и облегчением. Я словно летел по улицам, ловя на себе прохладный ветерок летнего вечера. Наконец-то свободен.
Сейчас я понимаю, что мои чувства к Алисе сносило назад по мере того, как мои знания все сильнее влекли меня вперед – от преклонения к любви, от любви к увлеченности, от увлеченности к благодарности и своей ответственности. Эти путаные чувства меня оттягивали, и хватался я за нее исключительно из страха остаться наособицу и плыть дальше в одиночестве.
Но с ощущением свободы пришла печаль. Я хотел ее любить. Хотел преодолеть свои эмоциональные и сексуальные комплексы, жениться, иметь детей, обустроиться.
Теперь это невозможно. Со своим нынешним IQ 185 я так же далек от Алисы, как был когда-то с IQ 70. И мы оба это знаем.
Что заставляет меня рыскать по городу в одиночестве? Это не расслабляющая прогулка в летний вечер, а напряженный забег – куда? Иногда сую нос в подъезд или заглядываю в чужую квартиру через неплотно прикрытые ставни в надежде с кем-нибудь поговорить, но страх знакомства пересиливает. Вверх по одной улице, вниз по другой, в бесконечном лабиринте, в неоновой клетке большого города. В поисках – чего?
В Центральном парке я встретил женщину. Она сидела на скамейке перед озером в пальто, несмотря на жару. Она улыбнулась и жестом пригласила меня сесть рядом. Мы смотрели на яркий горизонт, на небо, похожее на медовые соты на черном фоне, и так хотелось вобрать это в себя.
Да, я живу в Нью-Йорке. Нет, я никогда не был в Ньюпорт-Ньюс, в штате Виргиния. Она оттуда, и там она вышла замуж за моряка, который сейчас в плавании и которого она не видела два с половиной года.