Цветы для Элджернона

– Куда он пошел?

Я вернулся в исходную точку. Нырнув за скалистый выступ и изгородь из кустов ежевики, я упал ничком на землю.

– Поищите копа. Когда он нужен, черта с два его найдешь.

– А что случилось?

– Какой-то дегенерат пытался ее изнасиловать.

– Один парень погнался за ним. А, вон он!

– Надо поймать этого ублюдка, пока он в парке!

– Будьте начеку. У него есть нож и пистолет.

Эта шумиха взбудоражила ночных гуляк. Один из таких крикнул: «А, вон он!» – прямо за моей спиной, я осторожно выглянул из-за выступа и увидел, как кто-то погнался за убегающей фигуркой по освещенной фонарем дорожке. А через несколько секунд еще один промчался уже перед моим носом и скрылся в темноте. Я представил, как меня поймают эти рьяные ребята и отмутузят. Что ж, я это заслужил. В каком-то смысле я был бы даже не против.

Через какое-то время я поднялся, отряхнул с себя листья и грязь и пошел по дорожке в обратном направлении. В любую секунду я ожидал, что меня схватят сзади и ткнут лицом в землю. Но вскоре я увидел яркие огни Пятьдесят девятой стрит и Пятой авеню и вышел из парка.

Размышляя об этом сейчас, в своей безопасной комнате, я содрогаюсь от ощущения близости расправы. Воспоминание о беременной матери было жутковатым. Но еще больше меня напугало желание быть избитым. Почему я хотел быть наказанным? Призраки прошлого хватают меня за ноги и тащат куда-то. Я пытаюсь кричать, но лишь беззвучно открываю рот. Руки мои дрожат. Я чувствую озноб и звон в ушах.

Отчет о проделанной работе № 13 10 Июня

Мы в салоне «Стратоджета», готовящегося взлететь и взять курс на Чикаго. Этим моим отчетом я обязан Берту, которому пришла в голову отличная мысль: я все надиктую на портативный диктофон, а официальный стенограф в Чикаго распечатает запись. Нимуру идея понравилась. Более того, он предложил мне записывать все на диктофон до последней минуты. Он считает, что, если на конференции будут озвучены самые свежие мысли, это придаст вес моему отчету.

И вот я сижу, отдельно от всех, в нашем специальном отделении, самолет готов к взлету, и я стараюсь привыкнуть к своим мыслям вслух и к собственному голосу. Очень надеюсь, что стенограф сумеет избавиться от всех этих «гм» и «э-э» и на бумаге это будет выглядеть естественнее (при мысли, что сотни людей услышат слова, которые я сейчас произношу, меня буквально парализует).

В мозгу пусто. Сейчас нет ничего важнее моих чувств.

Предстоящий взлет повергает меня в трепет.

Похоже, до операции я себе плохо представлял, что такое самолет. В моей голове киношные кадры и телевизионные крупные планы самолетов никак не соединялись с гулом, который я слышу в эти минуты. Все, о чем я думаю, это перспективы аварии. Мурашки по спине и жуткий страх перед тем, что я смертен. Вспоминается мой разговор о Боге и об Адаме и Еве.

В последние недели я часто думал о смерти, но не о Боге. Мать, бывало, брала меня с собой в церковь, однако это место у меня как-то не ассоциировалось с Господом. Мать часто его упоминала, и я должен был по вечерам ему молиться, но ни о чем таком я не задумывался. Я помню его как этакого троюродного дядю с длинной бородой, на троне – вроде Санта-Клауса в торговом центре, который сажает тебя на колени и спрашивает, хорошо ли ты себя вел в последнее время и какого подарка ты ждешь. Она его боялась, однако просила у него милостей. А вот мой отец его имени не произносил – как будто Бог был родственником Розы, с которым он не желал иметь дела.

– Мы готовы к взлету, сэр. Вам помочь пристегнуть ремень?

– Это обязательно? Мне не нравится идея быть связанным.

– Только во время взлета.

– Я лучше воздержусь. Быть связанным – это чересчур. Мне может стать нехорошо.

– Таковы правила, сэр. Позвольте я вам помогу.

– Нет! Я сам.

– Не так… это втыкается сюда.

– Подождите… Ну вот.

Как глупо. И чего я так боялся? Ремень не тугой, совсем не больно. Что же меня пугает? Вибрация во время взлета… что еще?.. самолет ныряет в темные облака… я подаюсь вперед… ремень не позволяет… запах пропитанной потом кожи… звон в ушах. Все это вместе…

Я гляжу в иллюминатор… среди облаков… я вижу Чарли. Ему лет пять. Еще до рождения Нормы…

– Вы готовы? – Отец стоит в прихожей, тучный, с мясистым лицом и дряблой шеей. Вид у него усталый. – Я спросил: вы готовы?

– Еще минутку, – откликается Роза. – Я надеваю шляпку. Проверь, застегнуты ли у него пуговицы, и завяжи ему шнурки.

– Ну хватит. Давай уже покончим с этим.

– А куда? – спрашивает он. – Куда… идет… Чарли?

Отец хмурится. Матт Гордон никогда не знает, как реагировать на вопросы сына.

Роза появляется в дверях спальни, поправляя вуалетку на шляпе. Она похожа на птицу: расставленные руки напоминают крылья.

– Мы идем к доктору, который поможет тебе стать умным.

Она глядит на него сквозь вуалетку, как через тюремную решетку. Когда они вот так одеваются перед выходом, его это пугает; это значит, что предстоит встреча с чужими людьми, во время которой мама будет огорчаться и сердиться.

Он и рад бы убежать, да некуда.

– Зачем ты ему это говоришь? – возмущается отец.