Цветы лотоса в грязном пруду

— Более того, — продолжал он, — в ближайшее время с «Кавагиси-гуми» будет, по всей вероятности, покончено.

Заметив скептическую улыбку чиновника, Ямаока сказал:

— Я вовсе не призываю вас верить мне, Кадота, а просто обрисовываю ситуацию… Дослушайте меня до конца, а потом будете улыбаться! Если вы сейчас расскажете мне все о Хатакэяме и Оцуке, я вас оставлю на этой вилле и привезу в Кодэ только после ареста Инагаки… А теперь я даю вам ровно минуту на размыш-ления!

И он демонстративно посмотрел на часы.

Ровно через минуту Кадота дал показания… Да, он, напившись с горя, когда его слишком уж сильно кинули при дележе, засветил филиал Хатакэяме. Но потом, протрезвев, попытался по-хорошему договориться с журналистом, но тот и слушать его не захотел. И ему пришлось «стукнуть» своим хозяевам. Доделал же начатое им владелец «Утреннего Кодэ», когда Хатакэяма заявил ему о своем твердом намерении рассказать о филиале в газетах…

Да, это он подставил Оцуку… Как и за что? Все очень просто… Он всегда давал ему больше мяса, чем другим оптовикам. И в пьяном своем откровении посоветовал журналисту как следует нажать на мясника. А когда тот встретился с ним, то сразу же подставил Оцуку под удар якудза…

— Скажите, Кадота, — спросил Симодзава, когда чиновник замолчал. — Неужели вам никогда не приходила в голову мысль о том, что вы в конце концов можете оказаться в подобной ситуации? Неужели у вас даже страха не было?

— Вы знаете, Симодзава-сан, — печально усмехнулся чиновник, — вот страха-то как раз и не было! Завтра вы увидите имена тех людей, которые кружатся вокруг этой Корпорации, и вам многое станет ясно… А я… только досадное исключение… И если бы не моя пьяная исповедь, вы бы и по сей день не знали о том, что творится за стенами этого филиала, а я… продолжал бы заниматься тем, чем занимался…

На Ямаоку весь этот рассказ не произвел ни малейшего впечатления… Услышь он его два дня назад! Но сейчас ему было все равно…

И по дороге в Кодэ он не думал ни о филиале, ни о Кадоте, ни даже о Хатакэяме…

Не радовал его и тот прощальный салют, который он намеревался устроить… Все в жизни имеет свои границы и пределы…

Глава 18

Инагаки ничем не выдал своего волнения, услышав, что его вилла окружена боевиками Кумэды. По той простой причине, что его у него уже не было…

Он был слишком стар, чтобы волноваться. Да и вообще волнение преследовало его больше только в ожидании самого события. Когда же оно подступало вплотную, старый оябун обретал олимпийское хладно-кровие…

— Долго нам не продержаться, — продолжал Иэнага, — поэтому я предлагаю сделать так… Я постараюсь их хоть как-то сдержать, а вы тем временем попытаетесь уйти на машине…

— Нет, — покачал головой оябун, — никуда я не уйду! Слишком я стар, чтобы бегать от Кумэды! Да и не хочу, чтобы мне стреляли в спину…

Поднявшись с кресла, он подошел к Иэнаге и по-ложил ему на плечо свою руку.

— Я прожил долгую жизнь, Ёритомо, — с некоторой торжественностью произнес он, глядя лейтенанту в глаза, — и видел все… Все эти годы я служил «Кавагиси-гуми», которая всегда занимала в Японии достойное место. Даже после войны мы сумели возродиться практически из пепла. Да, сейчас мы проигрываем, но ничего удивительного в этом нет. Вечно выигрывать нельзя. Это противно закону жизни. Но за поражением неизбежно следует победа… И эту победу для «Кавагиси-гуми» добудешь ты, Ёритомо… И поэтому сейчас от-сюда уйдешь ты, я не я!

— Оставить вас? — вздрогнул железный лейтенант, ожидавший услышать все, что угодно, но только не подобное предложение.

— Не спорь со мною! — жестко произнес Инагаки. — Это не просьба, а приказ! И уйдешь сейчас с этой виллы именно ты, поскольку больше всех остальных подходишь для той роли, которую я тебе определил! Завтра же ты соберешь всех наших людей и определишь то, что тебе надлежит делать в ближайшее время… А потом… — улыбнулся Инагаки, — ты сам узнаешь, что тебе надо будет делать потом… У нас мало времени, Ёритомо, поэтому садись и пиши!

Старый оябун диктовал минут тридцать… Кого только не было в этом списке! Политики и финансисты, владельцы фирм и магазинов, полицейские и таможенники, оябуны других иэ и «крестные отцы» «Коза ностра» и китайских триад…

И только когда на улице застучали автоматы, Инагаки перестал диктовать.

— Все, Ёритомо, — проговорил он. — Теперь иди!

И, к изумлению Иэнаги, старый оябун поклонился ему.

— Не удивляйся, — мягко улыбнулся он. — Я кланяюсь оябуну «Кавагиси-гуми»! Прощай, Ёритомо…

Инагаки обнял лейтенанта и тут же легко оттолкнул его.

— Ступай!

Правда, уйти с виллы оказалось делом не таким уж и простым. И уход нового оябуна «Кавагиси-гуми» стоил пяти жизней нападавшим, а самому Иэнаге легкого ранения в ногу. Выбравшись за плотное кольцо боевиков, он быстро перевязал рану…