Цветы над адом

С разрешения главного следователя Тереза перебазировала своих людей в полицейский участок Травени, чтобы сэкономить время и ресурсы. Однако истинная цель перевода заключалась в другом. Чутье подсказывало комиссару, что вскоре там что-то случится. Смерть еще не закончила своих дел в Травени — Тереза в этом не сомневалась.

Проветрив комнату, она расстелила постельное белье, которое раздал всем Кнаус. Приняв горячий душ, сделала укол инсулина и разложила по местам те немногие личные вещи, что захватила с собой.

Уличные фонари за окном выхватывали из тьмы падавший снег. Такого обильного снегопада Тереза не видела вот уже несколько лет. Она долго стояла у окна, наблюдая за снежными хлопьями и пытаясь обрести давно утраченный покой. В памяти всплывали зимы ее детства: дома, утопавшие в мягких волнообразных сугробах чуть ли не до самой крыши, катание с горки на санках, битвы в снежки и едва ощутимые снежинки на лице, обращенном к небу.

За последние часы Тереза не раз задавала себе вопрос, сможет ли она и дальше вести расследование. Она чувствовала, что организм отказывается работать на пределе возможностей, необходимом для этого дела. И все же она дойдет до конца, несмотря на запредельное напряжение, усталость и страх, боль в мышцах и недосыпание, холод и жару.

Ибо теперь приказы своему телу отдавала не только она одна. Дни напролет в ее голове раздавались голоса потерпевших, усиливавшиеся по ночам. Они не дадут ей покоя, пока преступник не окажется пойман и в череде смертей не будет поставлена точка.

Словно усталый воин, Тереза решительно задернула шатер собственных воспоминаний и потребностей. Пришло время браться за оружие. Тереза достала из сумки купленный утром ежедневник, который еще не успела распаковать. Сняла обертку и провела рукой по чистым страницам.

Ей предстояло заново организовать свою жизнь, стать более аккуратной и внимательной по отношению к себе. Она будет записывать все примечательные события своей жизни: начав прямо сейчас с прошлого, однажды она доберется до будущего, перебирая несбывшиеся мечты и нереализованные планы — в общем, все то, что занимало место в ее жизни и чем ее обделила судьба. За этим занятием в ближайшие дни Тереза намеревалась испытать свою память и понять, упустит ли она что-нибудь существенное или нет. Тереза не хотела мириться с мыслью, что больна.

На первой странице она старательно вывела то, что не решалась произнести вслух: название болезни, которая, быть может, начала прогрессировать слишком рано.

Написать это слово на бумаге означало впустить болезнь в свою жизнь. Теперь она станет частью биографии Терезы, хотя губы и отказывались наотрез произносить эти звуки: будто, выплеснувшись на бумагу, они могли отсрочить приговор. Это было как заклинание, в которое ей так хотелось верить.

Стук в дверь отвлек ее от этих мыслей. Тереза захлопнула ежедневник, но затем открыла снова и лихорадочно зачеркнула написанное. Она была не готова взглянуть правде в глаза. В дверях стоял улыбающийся Марини. В руках он держал пакет с печеньем. Похоже, это вошло у него в привычку.

— Вы так ничего и не поели, — проговорил он.

Тереза взяла пакет у него из рук и изучила этикетку. Этого следовало ожидать.

— Они же для диабетиков, — запротестовала она.

— Если вам не нравится, я заберу их назад.

Тереза оставила пакет себе.

— Я отправила тебя на несколько часов домой, а ты вместо этого съездил за печеньем? — спросила она.

Марини промолчал.

— Когда ты уже перестанешь добиваться моего расположения? Я тебе не мать, — проговорила Тереза без неприязни. Она начала находить его милым. Занудным, но милым.

— Вы — мой начальник. Отличный начальник, — ответил он.

— Вот это да! Меня повысили. До вчерашнего дня я была балаганной гадалкой!

— Я никогда о вас так не думал.

— Да? А следовало бы. Следствие зашло в тупик.

Улыбку, озарившую лицо инспектора и заставившую ее забыть о напряжении и трудностях последних дней, она не забудет никогда.

— У нас есть имя, комиссар. Этот человек полностью соответствует составленному вами профилю.

44

Лукас Эрбан, тридцать девять лет. Проживает вместе с матерью в деревушке рядом с дорогой, ведущей в Травени. В тринадцать лет устроил пожар в школьном туалете, а недавно конфликтовал с соседями. Те обвинили его в гибели их кота. Бесследно пропала и собака, которую видели рядом с ним. Имя Эрбана всплыло потому, что соседи находили его странным: на их приветствия он либо отмалчивался, либо злобно смотрел исподлобья.

— Поджигатель и живодер. Отличная работа, Паризи! — похвалила Тереза.

— Его отец был охотником, — продолжил агент, — и покончил с собой. Выстрелил себе в рот, когда Лукас был еще подростком. Труп в погребе обнаружил сын.

Тереза попыталась представить себе последствия психической травмы, перенесенной в столь сложном возрасте, когда человек приближается к порогу зрелости, по сути оставаясь ребенком. Тереза воссоздала для себя картину, как Лукас спускается в погреб, ощущает холод смерти, открывает дверь в темноту и натыкается на распростертое тело отца.

— Он работает?